А как определить какие шаги из всех возможных всё же стоит сделать, слепо идя вперёд, теряя любое зрение на расстоянии пары мгновений вперёд? Мы выбираем сам. В итоге каждая отдельная жизнь это сумма взлетов и падений, но даже если ты проиграл... Даже если ты проиграл, пройдёт время, и ты поймёшь, что слова «я попробовал и не смог» звучат куда достойнее, честнее, выше и сильнее банального оправдания «я мог бы, если бы попробовал».
Жизнь — такая смешная штука. Хотя бы тем, что ты — родился. Родился, отряхнулся, принюхался, посмотрел в глаза. Доверчиво, пока ещё — доверчиво. И сорвался с места, в бег, в крик, по следу эфемерных истин о счастье человеческом. Натоптал, наследил, столько раз падал, столько раз вставал, искал, жадно, честно, срывая цветы, вдыхая дожди с оттенком бергамота и никотина... Почти взлетел. Уперся лопатками в небо, разбросал лучи света по глазам, пророс в чужих душах словом, а потом солнце, смешанное с ветром, яростно — в солнечное сплетение, до боли, до слёз, до восторга. И ты запел...
Вокзал, поросший человечьей суетой, шум поездов, стремящихся растянуть цикл своего движения до бесконечности, агонии разлук и эйфории встреч, циферблат неумолимых часов, качающих на своих стрелках судьбы путников, пришедших в этот храм... Пять минут до поезда. Пять минут, принадлежащих только тебе. Пять маленьких минут, время последней сигареты, усталого взгляда назад и прощальной улыбки на дорогу. Пять бесконечных минут, время, отпущенное тебе и достаточное, чтобы перекроить весь мир по новой выкройке. Взвесить собственную жизнь, расчленить душу, препарировать бездну мыслей, познать прошлое глазами уходящего и этим навсегда изменить будущее. Пять минут принять решение, сесть на уже видимый сквозь беспокойство глаз поезд, развернуться и уйти, вернуться в тёплый дом, под сытый кров, отдаться без боя любящим рукам, или порвать билет, посмотреть долгим взглядом на медленно кружащую в сыром небе птицу, пожать плечами и спрыгнуть на рельсы, слабым телом встречая массив надвигающегося поезда, пешком отправляясь в новый неизвестный путь. Пять минут. Время, время, время... Время жизни и смерти, время судьбы, неумолимо ползущей перекрёстками тонких линий на руке, время рвать тонкую грань между «да» и «нет»... Время, которого нет. И ты выбираешь...
Я вижу пятно стремительно тускнеющего неба, я вижу растущие вверх леса, я вижу мерно дышащий океан, хрупкий узор инея на оконном стекле, торжественный силуэт водопада, просвет молний, фары машин, высвечивающие одиноких потерянных прохожих, царственно медлительное движение ледников, разноцветные зонты на улицах, мёртвую птицу на земле, каплю росы на лепестке розы, ветер в твоих волосах... И я соединяю всё в тугую вязь, в единый безусловный непререкаемый виток бытия, целостный, неделимый, который однажды я назову своей прожитой жизнью. В тот день, когда кто-то мне скажет, а я отчаянно, болезненно, безумно не захочу верить, что тот умирающий старик в постели — это я...
Когда любая из возможных таблеток-смыслов на рынке судеб оказывается тебе впору, вопрос о смысле жизни снова отпадает. Но когда ты не находишь иллюзии под стать себе, он становится основным. И даже не потому, что тебе важно, чтобы была где-то там, за горизонтом событий, какая-то конечная цель. Нет, чтобы знать, как именно жить сейчас. Как делать выбор каждого дня. На что опираться в нем. Если я иду к Богу, я буду молиться сейчас, если я здесь ради красивой жизни, мне надо искать на нее средства, если родился ради самоотдачи, я найду возможность. А если я не знаю? Что мне делать? Что мне делать сегодня? Это великое распутье тысяч дорог.
Голуби — совершенно бессмысленные создания. Они всегда рядом, самый привычный для города вид птиц: курлыкают, ищут еды, смотрят вокруг глупыми круглыми глазками, лениво выпархивая из-под ног. Регулярно я их подкармливаю хлебом, но чаще — не замечаю. Как кто-то сказал: те же крысы, только с крыльями. Я, правда, и крысу, когда-то жившую в подъезде, подкармливал. Конечно, источник заразы, но люди тоже не ангелы, а все мы, как говорится, под Богом, все живые. Примерно так я думал, пока однажды весной не увидел птенцов голубя. И вдруг не осознал, что при всей привычности самих птиц, птенцов я вижу первый раз. До этого я видел только взрослых матерых голубей. А тут — птенец. Впервые. И как все, происходящее впервые, это выделилось из общего будничного фона и запомнилось, слегка изменив взгляд. Всего лишь птенец, покрытый растрепанным пухом, с желтым клювом, жадно открытым нараспашку, пронзительно писклявый. И снова мелькнула мысль: я ведь живу в городе, в котором голубей хоть ешь. Но вот передо мной птенец, и пищит он громко и противно, а я ведь никогда раньше не только не видел, но и не слышал их. Ни разу. Эта история случилась давно, детали уже подзабылись, я сменил не один город. Но до сих пор, фотографируя улицы, я заползаю во все щели, забираюсь на все крыши, спускаюсь в подвалы. И самым краешком сознания я высматриваю птенцов голубей. Ищу и не нахожу, превращая их в воображении в полумифических существ, живущих только в моей фантазии. После этого случая я все внимательнее смотрю вокруг и все чаще задаюсь вопросом: а что еще я не замечаю, упускаю, теряю в суете, до повязки на глазах привыкнув к своей жизни.
Есть только один выход — это путь понимания другого человека, накладывающий на желание говорить о себе всего один вопрос: «а что услышит тот, другой, как поймет он мои слова?». Примешивающий к убеждениям в собственной правоте возможность и право иного мнения, отличного от твоего. Дарующий умению создавать свой мир способность слышать чужие миры. Есть только один выход, но это — выход на свет.
Не создавай предела понимания. Вот слова твои, спешными муравьями бегут в чреве монитора, скользят по моим глазам, тонут в провале зрачка, но это не предел. Вот голос твой, раскраска ребенка, разноцветная оттенками эмоций, струится в меня, отдается эхом на мембране чувств, но это не предел. Вот взгляд твой, в упор, в упрямство, вовне кричащий глупое твое сердце, трепыхающееся под моей рукой, но это не предел.
Не создавай предела близости. Вот кожа твоя, упругая пелена тепла, влажное приглашение к поцелую, и я черчу по ней пальцами слова заклинаний, но это не предел. Вот страсть твоя, горящая изнутри, обжигающая изнанка души, инстинктивно сжимающаяся на свету, но это не предел. Вот дыхание твое, соленое от жажды, проникающее в мои легкие разводами заточенной любви, но это не предел.
Не создавай предела жизни. Вот весна в крови пляшет в своем безумии, падает в небо, разрывает облака мыслей на полосы алого заката, но это не предел. Вот море врывается в грудь твою, разбегом со скалы, оглушает желанием быть, разлетается брызгами счастья по плотности смеха, стекает нежностью по обнаженному телу, но это не предел. Вот жизнь твоя, сбивающая с ног, пришивающая к плечам нелепые крылья, твоя, только твоя, бесконечно глубокая, томительно яркая, поднимающаяся ветром и опадающая цветами вишни в протянутые руки, но это не предел.. И смяв в руках эти лепестки, не создавай предела смерти.
Да, мы легко влюбляемся в далеких, гордых, жестоких фей зимы, мы пишем им стихи, посвящаем песни. Мы видим их в снах, мечтаем о них в фантазиях. Но живем мы с Гердами. Потому что мы стремимся к уюту, к комфорту, к теплым ручкам этих девочек, в которых отогреваемся от своих снежных королев. Мы живем с этими девочками, мы баюкаем их на руках, мы делаем с ними детей, мы любим их. Но где-то глубоко в душе нательной иконкой храним образ снежной королевы... А где-то живет Она, одна единственная. И такая есть у каждого. Одновременно и Герда, и Снежная королева. Она — все. Но найти ее так сложно. А найдя — узнать, не пройти случайно мимо, спутав с цветком у обочины жизни. Она обязательно должна быть.
Ты пастух звезд. Твои слова — продолжение неба, клей для гаснущих светил, острые иглы, способные пригвоздить свет к упругой поверхности пространства. Движение руки, удар плети, выверенный взгляд... и как красиво, как ровно и идеально фигуры встают на свои места. Солнце — светит. Не дышит, не обжигает, не смеется в приступе безумия, не гаснет, мучительно расплескивая огонь, нет.. Светит. Это его функция. Остальное — излишне. Все правильно, пастух... Так и должно быть. Но мне почему-то становится больно дышать в те ночи, когда над моей головой отголосками чего-то дальнего, давнего, забытого, но очень важного, перестают падать звезды...
Cлайд с цитатой