Аль Квотион. Запчасть Импровизации

Вокзал, поросший человечьей суетой, шум поездов, стремящихся растянуть цикл своего движения до бесконечности, агонии разлук и эйфории встреч, циферблат неумолимых часов, качающих на своих стрелках судьбы путников, пришедших в этот храм... Пять минут до поезда. Пять минут, принадлежащих только тебе. Пять маленьких минут, время последней сигареты, усталого взгляда назад и прощальной улыбки на дорогу. Пять бесконечных минут, время, отпущенное тебе и достаточное, чтобы перекроить весь мир по новой выкройке. Взвесить собственную жизнь, расчленить душу, препарировать бездну мыслей, познать прошлое глазами уходящего и этим навсегда изменить будущее. Пять минут принять решение, сесть на уже видимый сквозь беспокойство глаз поезд, развернуться и уйти, вернуться в тёплый дом, под сытый кров, отдаться без боя любящим рукам, или порвать билет, посмотреть долгим взглядом на медленно кружащую в сыром небе птицу, пожать плечами и спрыгнуть на рельсы, слабым телом встречая массив надвигающегося поезда, пешком отправляясь в новый неизвестный путь. Пять минут. Время, время, время... Время жизни и смерти, время судьбы, неумолимо ползущей перекрёстками тонких линий на руке, время рвать тонкую грань между «да» и «нет»... Время, которого нет. И ты выбираешь...

0.00

Другие цитаты по теме

Гуляя по лабиринтам души, заглядывая в глаза минотавру разума, поджигая в руках время, эту ненадёжную нить Ариадны, я бережно собираю плоды своей жизни в плетённую корзину слов. Но я не луч света в тёмном царстве одиночества, я не мудрец и не философ, я не поэт смутных времен скуки и сытости. Всё уже давно сказано до меня. И пусть в слепом мире, населённом беспомощными испуганными зверятами, называющими себя людьми, даже банальные истины порой могут оказаться невероятным открытием, всё же нести свет во тьму незнания — не мой выбор. Мой выбор прост и непререкаем: я выбираю смотреть на воду. Я выбираю видеть небо. Я выбираю пинать по ветру тяжёлые осенние листья и целовать горячие жадные губы, я выбираю широко улыбаться жизни и раздвигать острием мысли тесноту мира, я выбираю свет звёзд и крепкий чай, я выбираю легкость на подъём и нежность молчания. Я выбираю самый глубокий, самый долгий вдох всех аспектов бытия, как высший дар тому, кто не больше, чем небрежный рисунок на песке за мгновение до прибоя.

Слова, написанные однажды, лукавы и коварны. Не из-за мысли, которую они несут, а потому, что каждый одевает их в свой собственный звук.

Чем холоднее и беспросветнее темнота снаружи, тем уютнее кажется тёплый мягкий свет в квартире. И если лето — это время убегать из дома навстречу несбыточным мечтам подростковой души, то поздняя осень — время возвращаться.

Время — это вера, к которой приходит каждый, впервые сталкиваясь с неподкупным писанием морщин на собственной коже.

Способность мечтать — это в первую очередь акт творения самого себя. И дело не в том, что, если ты будешь мечтать о чем-то конкретном, это непременно сбудется. Мысль материальна, но воплощается несколько иначе, не так прямолинейно, как многим хотелось бы. Дело в том, что, мечтая, ты создаешь свои черты, прообраз того человека, которым в итоге неминуемо становишься.

Осень время поэтов и задумчивых женщин, время, когда кренится чаша весов и необузданная ярость жизни идёт на убыль. Осенью оседает пыль. Пыль переживаний, бьющих по оголенным нервам, пыль безумных идей и почти начатых свершений. Осенью остывает небо. И вместе с ним остывает звериный рык страсти, становясь тихой умиротворённой нежностью.

Осень время поэтов и задумчивых женщин, время, когда кренится чаша весов и необузданная ярость жизни идёт на убыль. Осенью оседает пыль. Пыль переживаний, бьющих по оголенным нервам, пыль безумных идей и почти начатых свершений. Осенью остывает небо. И вместе с ним остывает звериный рык страсти, становясь тихой умиротворённой нежностью.

А потом, в недалёком будущем, когда он вырастет, то посмотрит на своего сына, обегающего все дары цивилизации с обычной палкой наперевес, чтобы добраться до заветной речки, и поймёт простую вещь. Времена меняются. Но как бы они не менялись, что бы не происходило вокруг, дети всегда остаются детьми.

Каждый может дать только то, что он имеет. Прозаическая правда, так часто игнорируемая человеком. И мы учим летать неоперенных орлят, нелепые, пафосные, никогда не знавшие неба клуши. Каждый бомж таит секрет баснословного богатства, каждый, задыхающийся в одиночестве, точно знает рецепт абсолютного счастья, каждый дурак мнит себя источником вселенской мудрости, каждая разведенная пара передает учение, как сохранить семью, каждый ребенок кажется себе взрослым. Я, конечно, утрирую, я надеваю колпак клоуна и смеюсь, я шут и паяц, в моих словах нет ничего, кроме слов, но все же... Пряча взгляд, в прицеле которого танцует раздетая душа, я все чаще понимаю: каждый может дать только то, что он имеет.

Я пытался понять хоть что-нибудь... Я пытался поймать ноту на острие разорванной струны, пытался прочесть поэму, десять лет назад написанную на песке перед прибоем и потому совершенную. Пытался... Потом меня спросили: что ты нашёл? И я показал горсть пепла на ладони. Это было время.