Мне нужны твои письма, как хлеб, как оружье,
Как решимость подняться над страхом своим.
Я такой же, как все. Я не лучше, не хуже.
Только письма твои — мне нужны, а не им.
Не тоскуй. Я и так за двоих нас тоскую,
За два тела воюю и за две души.
Эта ноша тяжка. Но я выбрал такую.
Только письма пиши мне. Пиши мне. Пиши.
Помню время, когда
мы на людях бывать не умели,
Нам обоим мешали
их уши, глаза, голоса.
На веселой пирушке,
где много шумели и ели,
Было трудно нам высидеть
больше, чем четверть часа.
Мне место — там, среди полей,
Где падают бойцы
И для забавы королей
Плодятся мертвецы!
Мне долг велит лететь туда,
Всем сердцем рваться в бой,
Да только сердце — вот беда —
Украдено тобой!
Она сидела на Mail.ru
И груду писем разбирала.
И спам и всякую муру
В корзину бодро удаляла.
Туда же — письма про любовь.
Их убивала борзо, споро...
Казалось мне, что брызжет кровь
Из злого глаза монитора.
Эгей, окститесь, мужики!
Закройте за прогрессом дверцу!
Пишите письма от руки -
Вдруг у жестокой дрогнет сердце.
Взгляни — стоп! Ты слышишь меня?!
Смотри — стоп! Это смотрит в глаза.
Тебе стоп!.. Наивное беспечное детство
Далёкое забытое место,
Оно никогда не покинет тебя,
Оно чище, чем воздух снег и вода.
Оно никогда тебя от себя не отпустит,
С годами добавляя грусти,
Но детство не знает про первую любовь,
А первая любовь словно первая кровь.
Та, что часто ранит словами, но время лечит раны,
Только шрамы навсегда оставляет.
И детство не знает, что такое война,
А война — это слёзы кровь и беда,
И никто войны не хочет,
Но только пули в детей попадают.
Да, любовь – это болезнь, вы правы. И чаще всего она напоминает глупую гонку за своей собственной фантазией, и эта иллюзорная погоня полна мучительной похоти, драматизма, и в итоге оборачивается чередой жесточайших разочарований, в которых пламенная страсть оборачивается холодной ненавистью и изменами, я знаю это. Но я знаю так же солдат, которые без рук, без ног, с ползущими за ними кишками, зубами рвали врага, потому что их ждали дома любимые женщины. Я прошёл с ними через 17 больших сражений, и я знаю, чьи имена они выхаркивают, когда я без обезболивающего по живому шью им раны и когда их зубы крошатся от невыносимой боли, я знаю, какие слова выташниваются из них вместе с кровью, когда я без наркоза отпиливаю им загангрененные ноги и руки, я знаю, на кого они молятся и кого зовут, когда лежат, вывернутые наизнанку, на моём залитом кровью операционном столе. Они зовут своих женщин. И только потому и выживают, что эти женщины в их задымленном болевым шоком сознании приходят к ним, приходят и поют им песни о любви и кладут им руки на головы, и те выживают не потому, что я хороший врач, а потому, что им есть, за что держаться в этом аду.
Я не могу писать тебе стихов
Ни той, что ты была, ни той, что стала.
И, очевидно, этих горьких слов
Обоим нам давно уж не хватало.
Упреки поздно на ветер бросать,
Не бойся разговоров до рассвета.
Я просто разлюбил тебя. И это
Мне не дает стихов тебе писать.
Cлайд с цитатой