— Чего-нибудь не хватает? — вежливо интересуется официант.
— Души, — невольно отвечаю я.
— Извините, нет в меню, — произносит официант невозмутимо.
— Чего-нибудь не хватает? — вежливо интересуется официант.
— Души, — невольно отвечаю я.
— Извините, нет в меню, — произносит официант невозмутимо.
... Глупо надеяться, что можно победить государство. Ещё наивнее думать, что государство можно переспорить.
— Стрелок, тебе никогда не казалось, что и в жизни всё так же? Что вокруг манекены. С разными лицами, с разными характерами. Где-то свободы воли побольше, где-то поменьше. Но всё-равно девяносто процентов — куклы. Кем-то сделанные, чтобы нам веселее жить было.
— С чего бы это?
— Ну если верить в переселение душ... Людей-то всё больше и больше становится. Откуда каждому брать душу? Вот и бродят — манекены. С виду нормальные, а души нет.
Можно, конечно, сказать, что не верю в переселение душ.
Только это не аргумент.
Мы все индивидуалисты, мы все уникальны и неповторимы — но наедине с собой можем признаться, как трудно быть одному.
— Святое? — усмехнулся Эдгар. — А зачем им святое? Они солдаты.
— Знаешь, Иной, мне кажется, даже солдаты должны оставаться в первую очередь людьми. А у людей обязано быть что-то святое в душе.
— Для начала необходимо, чтобы имелась душа. А потом уж святое.
Неужто там, на донце души, всего-то и есть, что страх одиночества и бесприютности, боязнь показаться таким, каков есть, готовность переступить через себя?..
Не говори, когда поёт молчанье,
Пусть голос оживляет миражи,
Не отдавай словам на растерзанье,
Божественную музыку души.
Тяжело на душе, тупая боль внутри,
В этой новой жизни стало всё так сложно.
Изменить что-то можно, да разве это нужно.
Никто не заставит совершить подлость. В грязь нельзя столкнуть, в грязь ступают лишь сами. Какой бы ни была жизнь вокруг, оправданий нет и не предвидится.