Так трусами нас делает раздумье, и начинания, взнесшиеся мощно, теряют имя действия.
Засыпь хоть всей землей
Деяния тёмные, их тайный след
Поздней иль раньше выступит на свет.
Так трусами нас делает раздумье, и начинания, взнесшиеся мощно, теряют имя действия.
Засыпь хоть всей землей
Деяния тёмные, их тайный след
Поздней иль раньше выступит на свет.
Не верь, что солнце ясно,
Что звезды — рой огней,
Что правда лгать не властна,
Но верь любви моей.
Бедный Йорик! Я знал его, Горацио: это был человек с бесконечным юмором и дивною фантазиею. Тысячу раз носил он меня на плечах, а теперь... Как отталкивают мое воображение эти останки! Мне почти дурно. Тут были уста — я целовал их так часто. Где теперь твои шутки, твои ужимки? Где песни, молнии острот, от которых все пирующие хохотали до упаду? Кто сострит теперь над твоею же костяной улыбкой? Все пропало.
Истлевшим Цезарем от стужи заделывают дом снаружи. Пред кем весь мир лежал в пыли, торчит затычкою в щели.