Наум Моисеевич Коржавин

Стиль — это мужество. В правде себе признаваться!

Всё потерять, но иллюзиям не предаваться -

Кем бы ни стать — ощущать себя только собою,

Даже пускай твоя жизнь оказалась пустою,

Даже пускай в тебе сердца теперь уже мало...

Правда конца — это тоже возможность начала.

Кто осознал пораженье, — того не разбили...

Самое страшное — это инерция стиля.

0.00

Другие цитаты по теме

Любую человеческую жизнь ждет поражение, сокрушительное и неизбежное.

У меня была любовь, мне хотелось творить, меня охватывало почти божественное вдохновение. Алкоголь — как протез всего этого. Он ничего не заменяет, даже не создает иллюзии замены, но место все-таки он занимает, заполняет собой ужасную сосущую пустоту.

Пустота страшнее и разрушительнее смерти. Пустую человеческую душу не наполнишь жизнью, она просто бесцельно блуждает во мраке. А такое существование бессмысленно.

Дело в том, что жизнь на самом деле убога. И стоит однажды произойти чему-то действительно большому... Все изменится. Дальнейший мир станет пустым. Пустота будет ползти изо всех щелей, лезть на плечи, сдавливать горло, жить в тебе каждую секунду. И этого уже не исправить. Ничем. Никогда. Даже если однажды обнаружишь самого себя — тем самым большим событием, меняющим уже чужие жизни. Ты то понимаешь, что это от безысходности. Ты это понимаешь, ты отчаянно притворяешься повседневным зайчиком, но жизнь отныне и до конца остается убогой.

... В современном мире нам всегда есть, с кем обменяться парой слов... Однако такое общение не спасает. Некоторые носят свой личный необитаемый остров с собой. Они ходят на работу, ругаются с бухгалтерией, сплетничают за обедом, берут книжки в библиотеке, флиртуют с девушкой из очереди... Но их необитаемый остров от этого не становится более заселенным. Пещера Робинзона пуста, и шаги его отдаются гулко, он никому не нужен в этом мире, бедный щетинистый Робинзон. Умри он сейчас – сотрудники в офисе покачают головами и забудут уже к следующей пятнице, когда поделят между собой канцтовары с рабочего места, а остальные – даже и не узнают...

Видать, была любовью

Ты всё ж в моей судьбе.

Душой, губами, кровью

Тянулся я к тебе.

И жизнь внезапно цену

Иную обрела.

И всё твоя измена

Под корень подсекла.

Что ж… Пусть… Живу теперь я

Неплохо. Ничего.

Не верю в счастье. Верю,

Что можно без него.

И жизнь на сон похожа,

И с каждым днем я злей.

И ты, наверно, тоже

Живешь не веселей.

Безверье и усталость

В душе, в судьбе, в крови…

Приходит рано старость

К живущим без любви.

История любой человеческой жизни есть история поражения.

Ей подумалось, что такова вся её жизнь – бесконечная и пустая. Как монета, падающая в бездонный колодец.

Видать, была любовью

Ты всё ж в моей судьбе.

Душой, губами, кровью

Тянулся я к тебе.

И жизнь внезапно цену

Иную обрела.

И всё твоя измена

Под корень подсекла.

Что ж… Пусть… Живу теперь я

Неплохо. Ничего.

Не верю в счастье. Верю,

Что можно без него.

И жизнь на сон похожа,

И с каждым днем я злей.

И ты, наверно, тоже

Живешь не веселей.

Безверье и усталость

В душе, в судьбе, в крови…

Приходит рано старость

К живущим без любви.

Вот говорят: любовь — мечты и розы

И жизни цвет, и трели соловья.

Моя любовь была сугубой прозой,

Бедней, чем остальная жизнь моя.

Но не всегда... О, нет! Какого чёрта!

Я тоже был наивным, молодым.

Влюблялся в женщин, радостных и гордых,

И как себе не верил, — верил им.

Но жизнь стесняет рамками своими,

Боится жить без рамок человек.

И уходили все они — с другими.

Чтоб не светясь дожить свой скромный век.

Они, наверно, не могли иначе.

Для многих жизнь не взлёт, а ремесло.

Я не виню их вовсе. И не плачу.

Мне не обидно. — Просто тяжело.

Я не сдавался. Начинал сначала.

Но каждый раз проигрывал свой бой.

И, наконец, любовь моя увяла,

И притворилась грубой и слепой.

Всё испытал я — ливни и морозы.

И жизнь прошла в страстях, в борьбе, в огне.

Одна любовь была обидной прозой -

Совсем другой любви хотелось мне.