Гвен Купер. Одиссея Гомера

Когда ты оказываешься в безнадежном положении, во всяком случае, которое расценивают как таковое люди с рациональным, трезвым умом, и ничего хорошего уже не ждешь, и вдруг все оборачивается как нельзя лучше, ты называешь это чудом. Есть везунчики, которые видят чудеса каждый день. Эта книга для тех, кто способен увидеть чудо, а также для тех, кто разуверился и думает, что чудеса — не для него; для всех, кто любит кошек, а также для тех, кто считает себя закоренелым «котоненавистником»; для тех, кто полагает, что «норма» и «идеал» суть одно и то же, и для тех, кто знает, что иногда отступив от того, что считается «нормальным», вы можете очень обогатить вашу жизнь.

0.00

Другие цитаты по теме

Воистину, нужно обладать богатым воображением, чтобы охватить весь спектр деяний — от мелких пакостей до актов вандализма, — на которые способен предоставленный самому себе кот в течении одного-единственного рабочего дня. Впрочем, если и есть один ценный жизненный урок, который я усвоила благодаря Гомеру, то он учит следующему: заполнять свое время лишь стоящими проектами.

Во мне шевелилось смутное подозрение — на подсознательном, разумеется, уровне, — что, по мере того, как бы меняешься сама, то, что казалось тебе пределом мечтаний каких-нибудь три года назад, тебе новой таковым уже не кажется.

Понятие беспрестанной борьбы было для меня отнюдь не умозрительным. Покинутая, обескровленная (то есть без крова над головой), к тому же постоянно на мели, я стала воспринимать жизнь с ее мрачной стороны, как череду нескончаемых сражений, и каждое новое поражение лишь усугубляло мою жалость к себе. И тут вдруг этот несмышленыш — по сравнению с его бедой все мои неурядицы, даже если втиснуть их в одну, самую несчастную неделю в жизни, покажутся волшебным туром по Диснейленду — даже не познакомившись со мной как следует, всем своим видом говорит: «Привет, а ты вроде бы ничего, у тебя есть сердце и с тобой хорошо!» В первую очередь я разглядела в этом котенке то, в чем в тот момент нуждалась сама. А больше всего прочего мне нужна была вера — вера в то, что внутри тебя есть нечто свое, сто́ящее и настоящее, что дает тебе силы и что никто и ничто — ни твой парень, ни начальник, ни душевный разлад — не сможет отнять у тебя. И если в тебе есть этот стержень, то в и в черный для тебя день люди поймут, что есть в тебе что-то такое, и помогут тебе, и тогда даже самый черный день станет светлее.

Сердце мое заходится от того, что если бы в нашем мире было много миров, то в лучшем из них Гомера нашли бы всего-то одной неделей раньше, и тогда глазная инфекция из стадии «серьезной» ни за что не переросла бы в стадию «неизлечимой». Но тогда в том, лучшем, чем наш, мире Гомер так и не вошел бы в мою жизнь.

На новом этапе моей жизни постепенно наступило прозрение: слово «жалованье» происходит от слова «жаль».

«Какая жалость!» — нередко доводится слышать мне, когда люди узнают о том, что в двухмесячном возрасте Гомер лишился зрения. На что я тут же отвечаю: «Покажите мне более жизнерадостного кота, и я — только за просмотр! — сразу даю вам сотку долларов». Но на эту сумму до сих пор никто не покусился. «Да, но как же он... э-э-э... выходит из положения?» — обычно следует вопрос. «На своих четырех, — отвечаю я, — как и любой другой, здоровый кот».

А вот упорству его можно было только позавидовать: сколько бы он ни натыкался на миску с водой или неправильно рассчитывал высоту, запрыгивая на стул, сколько бы ни бился о ножку стола, позабыв о ней, он продолжал идти вперед. Казалось, он твердил себе: «Там, по другую сторону преграды, есть такое место, куда я должен обязательно попасть — там ждут меня подвиги, которые без меня никто не сможет совершить». В поисках этого места и метался наш герой. Мало того, он еще и придумывал собственных героев и слагал свои мифы о богах. Зачем? Затем, что мифы для того и нужны — объяснить необъяснимое. Он был Одиссеем. И он же был слепым рассказчиком, который выдумал Одиссея, а жизнь ему представлялась бескрайним эпосом потому, что границ он попросту не видел.

Когда в твоем доме живут три кошки, ты очень быстро учишься прятать все более-менее приличные вещи в глаз долой, иначе шерсти с них потом не оберешься, и едва ли не с порога нырять во что-нибудь, не предназначенное для посторонних глаз.

Разглядывая котенка у себя на руках, я вдруг поняла, что отнюдь не глаза служат зеркалом, в котором отражаются все чувства и мысли. Их передают окологлазные мышцы. Именно они поднимают и опускают уголки, собирают вокруг глаз морщинки радостного удивления и придают им угрожающий прищур. И пусть самих глаз у котенка не было, но мышцы были невредимы. Судя по ним, его глаза сейчас были бы полузакрыты, а выражение было мне на редкость знакомо — оно часто появлялось на мордочках моих кошек — выражение полного довольства. То, с какой легкостью к нему пришло это выражение, было хорошим признаком: все говорило о том, что, несмотря на случившееся, в его маленькой кошачьей душе жила вера, что он все равно найдет себе место — место, где ему будет тепло и спокойно.

Во мне шевелилось смутное подозрение — на подсознательном, разумеется, уровне, — что, по мере того, как бы меняешься сама, то, что казалось тебе пределом мечтаний каких-нибудь три года назад, тебе новой таковым уже не кажется.