Быстрый удар, как делает ястреб, падая на зайца, — и город наш.
Вы, вестероссцы, всегда торопитесь. Какой в этом прок? Кто спешит жить, спешит к могиле.
Быстрый удар, как делает ястреб, падая на зайца, — и город наш.
Вы, вестероссцы, всегда торопитесь. Какой в этом прок? Кто спешит жить, спешит к могиле.
— Чилла сказала ему, что только трусы убивают побежденных.
— Храбрые оставляют человека в живых, отобрав своё ухо обратно*. Только так ты можешь доказать, что не боишься врагов.
— А милорд [Варис] сказал, что он не мог бы спать, будь он Черноухим, — ему всё время снились бы одноухие враги.
— Мне такая опасность не грозит. Я своих врагов боюсь и потому всех убиваю.
Город пах запертой в сундуке тканью. Пах чёрным вином из зарытого под землёй кувшина. Встречные в шерстяных пончо глядели на меня, как Каин на брата. Мулатки скребли мётлами тротуар вдоль магазинов.
Будь там за воротами кто-нибудь другой, я питала бы надежду соблазнить его. Но там Станнис Баратеон — скорее я смогу соблазнить его коня.
Сирио сказал как-то, что темнота может стать ей другом, и был прав. Довольно луны и звёзд, чтобы найти дорогу.
С галереи наверху неслись весёлые звуки дудок и скрипок. Вдоль южной стены тянулись закруглённые окна, закрытые, однако, плотными бархатными шторами, не пропускающими внутрь ни света, ни молитв, ни шума битвы. «Только от войны всё равно не спрячешься, как ни старайся», — подумала Санса.
Тоже мне ночлег, называется. Пол твердый, тростник вонючий, а братья ужас как храпят. Ни один медведь не рычит так громко, как Бурый Бернарр. Но, правда, тепло было — это да, только на меня собаки залезли. Плащ мой почти высох, а какой-то пес возьми и обмочи его — то ли пес, то ли Бурый Бернарр. А вы заметили — стоило мне попасть под крышу, как дождь прекратился? Теперь я вернулся, и он начался снова. Все, кому не лень, льют на меня — и боги, и собаки.
— При чём же здесь боги?
— Боги создали не только наши души, но и тела — разве не так? Они дали нам голоса, чтобы мы возносили им молитвы. Они дали нам руки, чтобы мы строили им храмы. Они вдохнули в нас желание, чтобы мы и этим способом покланялись им.
— Не забыть сказать об этом верховному септону. Если бы я мог молиться своим мужским естеством, я был бы гораздо набожнее.
Лорд Джайлс, который между приступами кашля усердно пил, повалился без чувств лицом в миску среди луж вина. Королева посмотрела на него с отвращением.
— Видно, боги не в своём уме, если делают подобные создания мужчинами, — а я была не в своём уме, когда потребовала его освободить.
Ты можешь назвать его [сон] зелёным, если хочешь... но не забудь при этом о тех десятках тысяч снов, которые не сбылись.