Вы как дикобраз: растопырил иглы – не может есть. А если не ест – умирает.
Именно потому, что смерть так неумолима и непреклонна... она прекрасна.
Вы как дикобраз: растопырил иглы – не может есть. А если не ест – умирает.
... Представь себе швейцарский сыр: если дырки в нём станут слишком большими, то он перестанет быть швейцарским сыром — он попросту станет... ничем. Похоже, со мной происходит то же самое. Я становлюсь ничем. И да, это страшно.
Смерть жестока, но самое страшное наступает не тогда, когда гибнет тело, а когда улетучиваются воспоминания.
— Халдрид, я могу его убить? — поинтересовался принц у Карающего, кивнув на Суслика. — Жизнь за жизнь и все такое?
— Это талион. Кровная месть. Я не могу разрешить, — покачал головой северянин. — Тем более что и так ты изначально был мертв. Прости, парень, тебе придется тешить себя тем, что ты едва не довел его до инфаркта.
Эльф вздохнул не без раздражения:
— Между прочим, это было довольно больно. И убийство он все-таки замышлял.
— Нет! — рявкнул Карающий.
Эльдан смиренно кивнул, и тут же переключил внимание на другого.
— А его? — махнул он рукой в сторону ректора.
— Нет! — возмутился уже Муарр.
На лице принца отразилась обида на старших магов. Кажется, он был возмущен.
— Ну хоть понадкусывать?
Присутствующие онемели. Халдрид сумел открыть рот первым:
— А это еще зачем?
— Как приличная нежить я должен если и не сожрать, так точно понадкусывать, — с самой серьезной миной пояснил общественности Эльдан.
— Если вы хотите выжить, вам нельзя вставать, нужно отдохнуть.
— Час моей кончины уже предопределен. Благодаря тебе, ангел смерти найдет меня не в постели, как беспомощного старика, а на поле битвы, как царя.
Королева умерла, а мир содрогнулся... И лишь враги кровавые торжествовали, пока весь народ оплакивал великую Султаншу...
Умереть первым, должно быть, и не так плохо, но жить с постоянной заботой о том, как бы умереть первым, – такая перспектива меня совсем не вдохновляет.