Артур Конан Дойл. Скандал в Богемии

Как и прежде, он был глубоко увлечен расследованием преступлений. Он отдавал свои огромные способности и необычайный дар наблюдательности поискам нитей к выяснению тез тайн, которые официальной полицией были признаны непостижимыми.

0.00

Другие цитаты по теме

Все чувства, и особенно любовь, были ненавистны его холодному, точному, но удивительно уравновешенному уму. По-моему, он был самой совершенной мыслящей и наблюдающей машиной, какую когда-либо видел мир; но в качестве влюбленного он оказался бы не на своем месте. Он всегда говорил о нежных чувствах не иначе, как с презрительной насмешкой, с издевкой. Нежные чувства были в его глазах великолепным объектом для наблюдения, превосходным средством сорвать покров с человеческих побуждений и дел.

Для Шерлока Холмса она всегда оставалась «Этой Женщиной». Я редко слышал, чтобы он называл ее каким-либо другим именем. В его глазах она затмевала всех представительниц своего пола.

За последнее время я редко виделся с Холмсом — моя женитьба отдалила нас друг от друга. Моего личного безоблачного счастья и чисто семейных интересов, которые возникают у человека, когда он впервые становится господином собственного очага, было достаточно, чтобы поглотить все мое внимание.

Женщины по своей природе склонны к таинственности и любят окружать себя секретами.

Я помню, что философия, астрономия и политика стояли под знаком нуля. Познания в ботанике — колеблющиеся, в геологии — глубокие, поскольку дело касается пятен грязи из любого района в пределах пятидесяти миль вокруг Лондона; в химии — эксцентричные; в анатомии разрозненные; в области уголовной литературы и судебных отчетов — исключительные; при этом скрипач, боксер, владеет шпагой, юрист, отравляет себя кокаином и табаком.

Мой друг страстно увлекался музыкой; он был не только очень способный исполнитель, но и незаурядный композитор.

У нее железный характер. Да, да, лицо обаятельной женщины, а душа жестокого мужчины.

Знаете, ведь «чтобы узнать человечество, надо изучить человека».

В характере моего друга Холмса меня часто поражала одна странная особенность: хотя в своей умственной работе он был точнейшим и аккуратнейшим из людей, а его одежда всегда отличалась не только опрятностью, но даже изысканностью, во всем остальном это было самое беспорядочное существо в мире, и его привычки могли свести с ума любого человека, живущего с ним под одной крышей.

Не то чтобы я сам был безупречен в этом отношении. Но все же моя неаккуратность имеет известные границы, и когда я вижу, что человек держит свои сигары в ведерке для угля, табак — в носке персидской туфли, а письма, которые ждут ответа, прикалывает перочинным ножом к деревянной доске над камином, мне, право же, начинает казаться, будто я образец всех добродетелей.