— Значит у нас пять заказов, ни отчего отказаться нельзя. Все заказы от Олег Иваныча.
— Вадик, я вот далека от политики, и то знаю, что нашего президента зовут не Олег Иванович, поэтому ото всех остальных мы можем отказываться.
— Значит у нас пять заказов, ни отчего отказаться нельзя. Все заказы от Олег Иваныча.
— Вадик, я вот далека от политики, и то знаю, что нашего президента зовут не Олег Иванович, поэтому ото всех остальных мы можем отказываться.
— Что может интеллигентный человек испытывать к этой стране, кроме брезгливости?!
— А я что-то не заметила брезгливости в ваших репортажах о преимуществах социалистического образа жизни...
— Это потому что между строк читать не научились!
— Ну а если здесь вам так тошно, вы-то почему до сих пор не на Елисейских полях?
— Они уже распаханы. Опоздал. 46 в ноябре. Все-таки Елисейские поля надо возделывать когда тебе 20-ть!
— Антон, ты не боишься того, что этот проект будет последним для нас?
— Нет, а ты? — я закуриваю, — боишься?
— Боюсь, — честно отвечает он, — не так сильно, как испугался бы год назад, но боюсь.
— Не бойся, — усмехаюсь я, — в крайнем случае, тайгу посмотрим. Говорят, там места красивые. Ты был в тайге?
— Не-а, — Вадим сплёвывает через плечо.
— С Юрой тебе нужно использовать тактику моего Кирилла: просто ни о чём не спрашивать.
— И это что, помогает?
— Это убивает...
— Аська, я прям чувствую, что он мне изменил!
— Даш, это бабское. Максимум, что мы чувствуем, что нам жмут туфли, а всё остальное мы додумываем.
А знаешь, Вячеслав, ты кто? Маленький, мерзкий... и уже быдло. «Бабки» эти, словечки. Всё не своё, всё подслушано у мужиков каких-то. Своего ничего нету.
— Аська, я прям чувствую, что он мне изменил!
— Даш, это бабское. Максимум, что мы чувствуем, что нам жмут туфли, а всё остальное мы додумываем.