— Как ты могла забыть о таких понятиях, как честь и верность?!
— Я от них устала.
— Как ты могла забыть о таких понятиях, как честь и верность?!
— Я от них устала.
Потому что, братишка, Леман Русс был подчас негодяем и дурнем, топором стукнутым, но он всегда держал слово, чего бы это ему ни стоило.
Всё имеет свою температуру плавления. Дружба, верность, любовь, честь… Всё! И не дай вам Бог проверить эту страшную истину на практике, на близких вам людях. А вообще есть пропасти, в которые человеку лучше не заглядывать. Поскольку там ничего нет, кроме предательства, лжи, грязи и подлости.
Меня неверным не зови
За то, что тихий сад
Твоей доверчивой любви
Сменил на гром и ад.
Да, я отныне увлечен
Врагом, бегущим прочь.
Коня ласкаю и с мечем
Я коротаю ночь...
Я изменил? Что ж — так и есть!
Но изменил любя,
Ведь если бы я предал честь...
... Я предал бы тебя.
... если б знамя мне доверил полк,
И вдруг бы ты предстал перед глазами
С другим в руке — окаменев как столб,
Моя рука бы выпустила знамя...
И эту честь последнюю поправ,
Прениже ног твоих, прениже трав.
Я историю расскажу. Притчу. О Ханселе. Вот Хансель, вот тринадцатый век, когда прусов орден крестил. Хансель очень любит орден, очень любит Христа, меня – ландмайстера своего очень любит. Я даю ему людей и отправляю отстроить мне на соединении двух рек крепость. Это очень важное место, прибыльное, можно хорошее богатство поднять на одной переправе только. Проходит время. Я не могу каждый день с Ханселем созваниваться. Допустим переправа эта очень далеко в языческих землях. Там не только крепость отстроить нужно, там всю инфраструктуру продумать надо, налогообложение, пошлины – вот это всё. Еще и прусы дикие нападают, их тоже надо усмирять. И ничего тут во времени не отодвинешь, ты не скажешь диким прусам, что прут резать тебя – подождите, я тут сейчас с пошлинами разберусь, потом повоюем. Торговцам ты тоже не скажешь – эй, вы тут пока заморозьтесь, я с прусами разберусь, и до вас руки дойдут. Проходит пять лет, я, наконец, добираюсь до Ханселя. Что я вижу? Четыре дохлые свиньи, сопливых теток и чахлый частокольчик. Почему? А потому что у Ханселя всё – фюрер, всё – мы. Мы – орден, мы – фюрер, но не я, Хансель, сделаю. Потому что он научиться хотел. А его что-то и не научили – как это крепости строить, налоги организовывать, людей собирать, он же в орден учиться пришел, а его не научили. Предложений от меня товарищи ждут? Вы когда об организации шестидесяти миллионов говорите, не о фюрере думать надо и не о партии, и не о том, что вас когда-нибудь фея крестная научит. Своей башкой думать надо. И если мне кто из вас говорить будет: нам с тобой, Франц, так там планы должны быть или хотя бы зачатки планов, а не энтузиазм пусть твердый, но голый. Не «мы с тобой, а теперь ну-ка давай, я жду от тебя предложений». Вот такое у меня предложение – это первый шаг. Потому что если я буду что-то строить, то не таких людях, не на Ханселях. Ясно?
Да, мы крали из супермаркетов всё, что угодно: гамбургеры, булочки, кетчупы и так далее. Но выпивку мы всегда брали за свой счёт — это было для нас делом чести.
Верность, — сказала она, — как раз то качество, которые люди, прошедшие через все, что выпало на долю, учатся ценить. Слепая преданность, которой хватает на всю жизнь, иногда бывает вознаграждена.