Я не верила в существование особого божьего промысла на свой счет. Не верила в то, что мои способности служат какой-то неведомой цели. Я просто считала, что в жизни мне крупно не повезло. И в меру сил пыталась более-менее сносно существовать с этим камнем на шее. Как вдруг камень увеличился до размеров надгробной плиты.
Я никогда не умела делать что-то наполовину. А теперь жизнь налила мне полную чашку горя и заставила выпить. И я выпила. Залпом. До последней, мать её, капельки.
Это было непередаваемое ощущение. Мой мозг бился в перманентном, непрекращающемся, все нарастающем оргазме, а сердце долбилось о ребра так, будто кто сваи вколачивает. Мышцы горели, словно вдоль костей проложили раскаленные провода. Я смотрела в бархатное ночное небо, нависавшее надо мной балдахином, и знала, что могу поднять руку и намотать его на кулак.
Воспоминания кружили вокруг меня, словно хоровод призраков. Совершенно бессистемно. Рандомный вывод незаданных сообщений.
Это было, словно стоять на пути торнадо, каждой клеткой своего тела впитывая смертоносность момента, ощущая собственную ничтожность перед ликом разрушительной мощи первобытной стихии. Ты понимаешь, что в следующую секунду умрешь – и не можешь пошевелиться, не можешь отвести взгляд, загипнотизированный оком урагана, парализованный ласковым дуновением смерти.
Вампир вошел в мою жизнь, не принеся с собой ничего, кроме боли и крови. Но именно в ту ночь в «Галерее», когда бледные губы произнесли «Двойной джин со льдом», я действительно начала жить. Жить, а не тянуть обрыдлую лямку существования, отстраненно наблюдая, как утекает сквозь пальцы мутная жижа дней, похожих один на другой, словно клонированные. Жить на всю катушку, быстро и яростно, точно искра, запалившая бикфордов шнур к ящику с динамитом. Жить насмерть.
Сказать, что мои отношения с противоположным полом не складывались, значит не сказать ничего. Если на то пошло, мои отношения не складывались ни с каким полом. Я была уверена, что большая светлая любовь мне не грозит. Вряд ли кто-то настолько воспылает страстью к моей скромной персоне, что сможет перебороть заложенный на генетическом уровне страх слабого перед сильным, жертвы перед хищником. А потому витавшие в весеннем воздухе флюиды благополучно облетали меня стороной.
Мы смеялись. Бесшабашно и зло. Я – потому что недавно поняла: смех – единственное, что остаётся тебе, чтобы оплакать руины, в которые раскрошилась реальность. А Ян – потому что понял это уже давно.
Ян уставился на меня в ответ. Его отрывистый смешок едва не содрал с меня кожу – затаенное горе звучало в этом смехе, такое старое и страшное, что меня замутило. Давняя боль, избавиться от которой мучительнее, чем терпеть. Которую носишь с собой, как реликвию, как нашейный крестик. Память, что впиталась в плоть и кость, проела насквозь – убить ее невозможно, не умерев самому.
Cлайд с цитатой