Мы редко попадаем в тот пункт назначения, к которому стремимся, ведь так? Нам кажется, что наши надежды не сбываются, но, скорее всего, мы просто не на то надеемся. И откуда у нас — у всего рода человеческого — взялась такая странная, извращенная привычка?
Другого человека легко недооценить. И так же легко завысить оценку. Штука в том, чтобы выбрать верную точку между двумя этими крайностями.
Когда не сам выбираешь место и образ жизни, полезно уметь благодарить судьбу даже за скромные милости.
— Народу больше. Но отчаявшихся и чокнутых вроде поменьше.
— Отчаявшиеся и чокнутые есть везде. У тебя просто не было времени присмотреться.
Редко какая сказка обходится без нравоучения. Эта имела все шансы закончиться печально – тем, что мать с сыном умерли с голоду.
И тогда бы мораль ее была такова: мамаши, постарайтесь трезво оценивать своих имбецильных сыновей, как бы ни таяли вы от их озорных улыбок, как бы ни заходилось материнское сердце при виде темно-русых вихров. Если станете идеализировать свое чадо, наделять добродетелями, которых у него заведомо нет, вопреки очевидности упрямо уверять себя, будто сын у вас вырос умным-благоразумным, надежной опорой в надвигающейся старости и т. п. – то не удивляйтесь потом, когда упадете в ванной и так и проваляетесь всю ночь на полу, потому что он до утра где-то бухал с приятелями.
Но в сказке «Джек и бобовый стебель» всё совсем по-другому.
Мы — мужчины — вечно делаем что-то не то, постоянно чего-то боимся, всё время на нервах; если иногда мы бываем циничны или даже грубы, так это потому, что в глубине души осознаем, что неправы, причём в том не отменяемом, окончательном смысле, в каком женщины неправыми быть не могут.
— Ты мне нравишься, Мэри... Нравишься очень сильно. Хочу спросить тебя прямо и откровенно. Я хочу, чтоб ты честно ответила; как ты думаешь, каков шанс у такого парня, как я, и такой девушки, как ты, быть вместе?
— Ну... Трудно сказать... Мы совсем не...
— Не жалей меня! Скажи как есть. Я проделал долгий путь, чтобы увидеть тебя, Мэри. Будь со мной откровенна... Какой у меня шанс?
— Небольшой.
— Небольшой – это один из ста?
— Я думаю, скорее, один из миллиона.
— Значит, шанс всё-таки есть.
То, что мы называем отчаянием, — часто всего лишь мучительная досада на несбывшиеся надежды.
Миссис Парсонс верит, что миллион фунтов полностью изменит ее жизнь. Если бы я тоже так думал, я бы дал ей эту сумму. Но у миссис Парсонс есть нечто, чего никогда не даст мне все моё богатство. У нее есть надежда. У неё есть цель. А что есть у меня?
О, эти обещания надвигающейся ночи! Как много говорит ночь усталому человеку! Сколько былых иллюзий и надежд возрождает она.
Горе человека верующего, христианина, немного иное. Оно отличается от горя людей неверующих. Нет, у него тоже двоякое восприятие потери. Его печаль, с одной стороны, тоже сильна. А с другой — есть надежда на последующую встречу «на небесах», которая превращается для него в тот самый луч света, прорывающийся сквозь тьму страха и боли и постепенно, потихоньку приносящий успокоение. Глубокое сознание того, что умерший ушел из этого мира, но жив в другом, даёт силы жить ему самому.
Cлайд с цитатой