Он не родился богачом, а в этом мире, как я узнал на своём веку, добрыми делами богатства не наживёшь.
Мир в те дни был проще, и человек тоже, а мечи делались из лучшей стали. Не потому ли, что ему тогда было пятнадцать лет?
Он не родился богачом, а в этом мире, как я узнал на своём веку, добрыми делами богатства не наживёшь.
Мир в те дни был проще, и человек тоже, а мечи делались из лучшей стали. Не потому ли, что ему тогда было пятнадцать лет?
Тревога ушла, вместо нее подступила тихая грусть — не за себя, за людей, которые устраивают из своей жизни нелепицу и беспорядок, сами же потом от этого мучаясь и страдая.
Я не хочу выходить из виртуальности. Не желаю появляться в человеческом мире. Здесь плохо. Здесь грязно и неуютно.
Будет ли когда такое время, когда все люди станут жить достойно? Честно чтоб! Не для других честно, не для видимости, а для самого себя? И чтоб высший судья, главный прокурор для каждого был бы он сам?
Когда люди стареют, они уходят в себя, становятся пессимистами и забывают о том, что жизнь всего одна.
Мне казалось, кончился не только тот незнакомец, не только, завтра или после завтра, кончусь и я, закрытый, закопанный в грязь среди смущения и лжи участников процедуры, нет, так кончилось все, вся наша культура, вся наша вера, вся наша жизнерадостность, которая была очень больна и скоро там тоже будет закрыта. Кладбищем был мир нашей культуры.
Кровь, мусор, боль — все это наш мир. Люди плюют на асфальт. Люди убивают других людей. Люди предают и изменяют. И самое страшное состоит в том, что этому безумию невозможно положить конец.
Есть, конечно, многое, чего мы ещё не понимаем. Время складывается из веков и тысячелетий, а что видит всякий человек за свою жизнь, кроме нескольких лет и нескольких зим?
Рождаясь, мы словно подписываем пожизненный контракт, но иногда приходит день, и мы спрашиваем себя: кто подписался за меня.