Подлинные истории нравятся мне больше вымышленных.
Интересы историка во многом выражают его самого – ту часть души, которую он предпочитает скрывать даже от самого себя, давая ей волю только в научном исследовании.
Подлинные истории нравятся мне больше вымышленных.
Интересы историка во многом выражают его самого – ту часть души, которую он предпочитает скрывать даже от самого себя, давая ей волю только в научном исследовании.
Я узнал о них всё, что можно было узнать, чтобы превзойти их во всём! Тогда-то я и дал себе обет создавать историю, а не быть её жертвой.
Правдой оказываются такие простые и одновременно абсурдные факты — никакой фантазии не хватит их предвосхитить.
Когда целыми днями имеешь дело с книгами, каждая новая становится для тебя другом и искушением.
... столько лет сражаться за свой трон, за нашу свободу – и после этого они не дали покоя даже моим костям.
Мы были бы счастливее, думалось мне, если бы только он не принимал всё так серьёзно и позволял себе радоваться жизни.
Патологические лгуны, прежде чем воспарить в сферы безудержной фантазии, отталкиваются от правды.
Хуже знания правды может быть только полное её отсутствие, когда фантазия настолько безгранична, что ты совершенно не можешь контролировать поток мыслей в своей голове.