Гордецы обрекают себя на муки вечные...
— Вам нравится? То, что вы читаете?
— И в глупых романах можно обнаружить долю правды.
— Тогда представьте, сколько можно узнать из более умных.
Гордецы обрекают себя на муки вечные...
— Вам нравится? То, что вы читаете?
— И в глупых романах можно обнаружить долю правды.
— Тогда представьте, сколько можно узнать из более умных.
— Работать! Какое жуткое слово!
— Но достойный способ содержать себя.
— Зато самый утомительный.
Вот я сижу и говорю о себе. Говорю и хорошее, и плохое, но при этом все разговоры сводятся к одному: я горжусь тем, какой я есть. Горжусь, что чего-то достиг. Горжусь, что меня попросили о себе рассказать. Ну а как же мне не гордиться?
— Если вас будут увлекать соблазны, мисс Эйр, вспомните о вашей совести. Муки совести способны отравить жизнь.
— Говорят, сэр, раскаяние исцеляет.
— От них раскаяние не исцеляет. Исцелить может только второе рождение. А уж если мне навсегда отказано в счастье, я имею право искать в жизни хоть каких-нибудь радостей, и я не упущу ни одной из них, чего бы мне это ни стоило.
— Тогда вы будете падать все ниже, сэр.
— Возможно. Но отчего же, если эти радости чисты и сладостны? И я получу их такими же чистыми и сладостными, как дикий мед, который пчелы собирают с вереска?
— Пчелы жалят, а дикий мед горек, сэр.
Мужчины, быть может, и гордецы, но вот женщины прекрасно знают, когда пора делать ноги.
— Да, тщеславие — это в самом деле недостаток. Но гордость … Что ж, тот, кто обладает настоящим умом, может всегда удерживать гордость в должных пределах.