— Сколько раз промазал?
— Все до одного. Не люблю стрелять в живность.
— А ты думаешь, твой стейк на ужин умер по-другому?
— Да, от скуки.
— Сколько раз промазал?
— Все до одного. Не люблю стрелять в живность.
— А ты думаешь, твой стейк на ужин умер по-другому?
— Да, от скуки.
Медведь на мгновение потерял его из виду, и этого мгновения хватило, чтобы Серега успел вынуть из чехла нож. А зверь уже снова шёл на него, прорываясь сквозь мягкий белый снег, обильно пачкая его кровью, но не проявляя ровно никаких признаков слабости. Духарев отступал, сжимая в руке нож, но сама мысль о том, что эдакую махину можно остановить двадцатисантиметровым ножиком, казалась столь же забавной, как попытка детской лопаткой остановить самосвал.
Некоторые существа так слабы, так беспомощны, так бездарны и так раздражающи, что охота на них не приносит удовольствия.
— Вы охотились на уток?
— Ну да, мы разок выбросились на охоту.
— Застрелил утку?
— Я стрелял, это так...
— Застрелил несчастное божье создание?
— Да с чего ты взял? Ну вряд ли. Может слегка зацепил, только проверять не стал.
Мне сейчас сорок пять. Либо середина здоровой жизни, либо конец не очень здоровой жизни.
Развод!
Прощай, вялый секс раз в год!
Развод!
Никаких больше трезвых суббот!
Ты называла меня: «Жалкий, никчемный урод!»
Теперь наслаждайся свободой, ведь скоро развод.
— Я не ем то, что ты усиленно сейчас жуёшь. Это ведь живые существа. У них даже имена есть.
— У неё есть имя — ветчина. Это её имя.
— Интересные у вас методы диагностики: анализы не нужны, обоснования тоже. Вы куда?
— На склад обоснований.