За спинами немцев появился Григорий со своей саблей в поднятой руке.
— Правого, — приказал ему Густлик.
— Вас?
— Капуста и квас, — буркнул Елень, «угощая» офицера прикладом.
За спинами немцев появился Григорий со своей саблей в поднятой руке.
— Правого, — приказал ему Густлик.
— Вас?
— Капуста и квас, — буркнул Елень, «угощая» офицера прикладом.
— Ты можешь спать здесь. Я лягу у двери и никого не пущу. — Он опустился на колени у ее ног и говорил, поднимая к ней свое лицо.
— И сам не войдешь? — спросила она с иронией.
— Нет. Даю слово. Я ведь говорил тебе, что полюбил Ханю, только ее одну. А как теперь узнать…
Лидкино лицо изменилось, застыло в злобной усмешке.
— А ты напиши. Почтальон разберется. Но, чтобы ты потом не ошибался, пусть она покрасит левое ухо зеленой краской…
Елень наклонился к нему и так же тихо сказал:
— Нужно верить. С человеком всякое в жизни случается. Может, его кто обкрадывал, и он теперь… А если бы и мне не поверили? А ведь верят.
Василий достал из кармана перочинный нож, отрезал сломанную танком тонкую березовую веточку и, обернувшись к Еленю, стал обрывать листки, старательно выговаривая по-польски:
— Коха… люби… шануе… — Он задумался, потом рассмеялся и спросил: — А дальше как?
— Не хце мне… Только как бы ни хотела, все равно на березе не гадают, нужно на акации.
Альпинист, бегун-спринтер или пловец знают, что последние метры до вершины, финишной ленточки или до берега самые трудные. То же самое и на войне.
— Наши, говорят, уже в Грохуве. Завтра с утра пойдете в наступление вместе с пехотой. Поосторожнее…
— Обязательно будем осторожно… — засмеялся Григорий. — Одна мама говорила летчику: «Летай, сынок, низко и не быстро».
Когда косари убирают урожай и под звон кос шаг за шагом продвигаются вперед, устилая свой путь колосьями, есть в этом что-то напоминающее наступающий фронт. Когда же уставшие косари останавливаются перевести дух, смахнуть с лица пот, наточить косы, это тоже похоже на фронт, готовящийся к новому наступлению.
За деревьями лежали пестрые поля, нарезанные узко, как полоски из цветной бумаги. Война прошла здесь так быстро, что не успела их выжечь.
— Вот смех! — удивленно восклицал Саакашвили, привыкший к необъятно широким полям в Советском Союзе. — Шагнешь один раз — картошка, шагнешь другой — рожь растет, еще шаг — и в капусту попал.
— Война не окончена. А солдатский день бывает подчас как целый год мирной жизни: грусть и радость, встреча и расставание, жизнь и…
Он прижал свой палец к ее вишневым теплым губам, чтобы удержать слово, которое солдаты на фронте стараются не произносить вслух. О смерти говорилось — «она». Так раньше, в очень давние времена, люди избегали произносить имена грозных богов, боясь их рассердить.
Саакашвили встал, обнял Янека за плечи и закончил: — Кто хочет найти, тот находит, да еще в награду судьба на часах его жизни время назад переводит.