жестокость

— Нет, барышня, вы ошибаетесь, позвольте вам сказать. Воображение — вещь хорошая, но видеть как человека хлещут по голой спине, — это совсем другое. Скверная штука, рассчитанная на то, чтобы сломить человека, да часто оно так и бывает.

— Но не Джейми.

Как и многие люди, я с ужасом слушала рассказы и сообщения, доходившие из послевоенной Германии — о депортациях и массовых убийствах, о концентрационных лагерях и крематориях. И так же, как многие другие делали это и будут делать еще долгие годы, я спрашивала себя: «Как могли люди допустить такое? Они должны были знать, они видели эшелоны, видели заборы, видели дым. Как они могли оставаться в стороне и ничего не делать?» Но теперь я поняла.

В школьные годы я, как и все дети, читала Диккенса. И более ранних писателей, разумеется, тоже; помнила описания не знающего жалости правосудия старых времен, суровые приговоры тем, кто преступил закон – приговоры, не учитывавшие ни возраста, ни обстоятельств. Но читать с уютной дистанции в сто или двести лет о том, как вешали или калечили детей — это совсем не то, что толочь травку в ступке, в то время как несколькими футами ниже происходит нечто подобное в реальной действительности.

Что же ещё, помимо любви, может подвигнуть людей к жестокости?

Возможно, ты думаешь, что я беспричинно жестока с тобой? Но это не так. Есть причина. Я тебя ненавижу.

Я не первый день среди профессионалов правоохранительных органов. Я научился... определять их. Узнавая их по выправке и поведению. Сейчас, кажется, один из них находится здесь, в моём новом доме. Он выглядит измождённым, но также как и я, он отказывается просто лечь и ждать прихода смерти и страданий. Борьба — единственная вещь, которая поддерживает его в здравом уме — позволяет сфокусироваться на чём-то. Если бы вы могли осознать все трудности правоохранительных органов, в любое время вы бы могли опознать человека, который испытал то, что другим никогда и близко не приходилось. Жестокость и побои, безысходность. Возможно этот новый парень ищет справедливость? Быть может он всё ещё носит значок? Что бы он мог искать здесь, в этом месте, где нет ни края, ни правосудия?

Меня растил жесткий человек, который научил извлекать выгоду даже из самых поганых ситуаций.

— Мир — довольно ужасное место. Лучше встретить его на своих условиях.

— Нет. Мир не ужасен. Люди не ужасны. Они хотят быть хорошими. Некоторые вещи делают их плохими, что-то ломает их, и они срываются.

— Люк, ты разговариваешь во сне.

— Потому что я не вижу всей картины, Локи. Потому что ты и та парочка выбрали садизм и безжалостные убийства невинных людей. Я являюсь спящей овцой лишь потому, что не вижу смысла в ваших преступных деяниях. Не понимаю их значения. И не пойму никогда, Локи. Когда ты наконец убьешь меня, я... Я буду мертв, а ты будешь убийцей. Вот, пожалуй, и все. В этом нет никакого смысла. Нет ничего магического или особенного. Это просто отвратительно, неправильно, мерзко и совершенно бесполезно, как ты и те мудаки, которые ходят за тобой следом с накрашенными будто у привидений лицами.

В действительности существует лишь один способ начать жить, и он состоит в том, чтобы жить! Ничто не заменит неистовую, безудержную, громовую атаку на жизнь. Это жизнь. Жизнь состоит не в том, чтобы сидеть в храме в тени на холодных камнях и зарабатывать себе ревматизм. Жизнь горяча, быстра, она часто бывает жестокой! Ей присуща поразительная гамма эмоциональных реакций.