время

Всё время – шесть часов и всё время – пора пить чай!

В детстве я любила наблюдать за паутиной и ждать, пока в нее попадет насекомое. Хотя отчасти меня шокировала предсмертная агония, меня также завораживало как малейшие вибрации паутины сообщают пауку, что добыча рядом. Интересно, время — это вечная паутина Бога, шелковые нити судьбы, что тянутся в вечность и самое слабое прикосновение приводит к вибрациям, которые будут ощущаться спустя тысячелетия?

— Надо бы... эта... режим соблюдать.

— Лежим, вот и режим!

— И гимнастикой нужно... каждый день... того... этого...

— Ну да... ксь, но лучше ночью!

— И вставать утром в восемь...

— А ложиться в двадцать семь!

Конструктором систем жизнеобеспечения космических кораблей Побиском Георгиевичем Кузнецовым был предложен математический критерий экономической эффективности: чем больше у жителей страны в год свободного времени и чем, соответственно, меньше — рабочего и бесполезного, тем выше экономическая эффективность.

Мы помним Фримена.

Мы смежны. Между нами нет расстояния. Завеса времени и пространства не помешает нам. Мы видим тебя ещё в Чёрной Мезе, в комнате Нихиланта. Мы свидетельствуем о вечности покоя Нихиланта. Ты прыгаешь, падаешь, мелькаешь за барьерами. На короткое время ты здесь с нами. Ты один. Между мирами.

Общность сущности вортов. Это тоже глубокая тайна. Не глубже, чем пустота.

Мы не забудем тех, чьи нити ты перерезал. Мы не можем даровать прощение. С единой целью, разбивая общие оковы, мы идём одним путём. Мы поём твою песнь и будем петь её вечно. Вне зависимости от результата.

Ты принёс нам безмерное горе и ликование. Мы всё ещё здесь, ожидая твоего последнего удара. Мы лежали у твоих ног, а ты перерезал нить ворта, связывавшую Нихиланта с нами и с жизнью. Острое жало надежды не затупилось со временем. Ибо если пал младший мастер, мы знаем, придёт время пасть великому.

Если ты талисман победы, день свободы приближается. Твоё ясное лицо затеняет тёмную маску. Мы зовём тебя родным, хотя твой разум и твоя цель — загадка.

Другие глаза проглядывают в твоих. Какая-то тайна управляет нами. Мы не должны называть её.

Мы выносили эти тяжкие оковы тысячи лет, но любой миг рабства нестерпим. Как часто мы избавлялись от ярма, но оно снова душило нас.

И пусть эта война закончится либо победой, либо смертью. Мы больше не допустим компромисса. Мы встанем подле тебя на этой жалкой скале. Путь вперёд сейчас затуманен.

То, что ты считаешь жертвой, для нас — лишь колебание. Мы не боимся периода тьмы. Мы — холст сотканный из сущности ворта. Это касается и тебя, если сможешь это познать.

Сколько в тебе? Сколько надежд и мечтаний ты вмещаешь?

Узри глаза внутри своих глаз, души в твоей душе, и познаешь, как много в нас общего.

Мы есть ты, Фримен. А ты есть мы.

Все, что имеет значение — переживет свое время.

Это было их время. Их, и больше ничье. Дороти чувствовала: никто и никогда не сможет отнять у нее все, что она сейчас переживала.

В суровые времена жалость к себе — продукт самого строгого рациона, предаваться ей на публике недопустимо