Я чувствую себя спокойно каждый раз, когда на мой вопрос к оперативному офицеру «где находится ближайший авианосец?», тот может ответить: «Он как раз в том самом месте!»
военные
Cлайд с цитатойВ первые дни войны на нашу территорию забрасывались немцы, переодетые в форму работников милиции, советских военных, железнодорожников. Многих из них ловили. Рассказывали, произошел и такой случай. Немец, переодетый в советскую военную форму, шел по Сестрорецку. На него неожиданно из-за угла вышел советский генерал. Немец растерялся и вместо того, чтобы отдать приветствие под козырек, выкинул руку вперед, как это делали фашисты. Его тут же схватили.
Вот так всегда: только подумаешь о начальнике, а он тут как тут. Ну, теперь расслабьтесь. На лицо — страх и замученный взгляд девочки-полонянки.
— Идите сюда!.. Ближе!.. Нечего трястись! Вы — кто?! Я вас спрашиваю: вы — кто? Я вам что? Я вам кто?! Кто! Кто?!!
Однажды я сел в электричку и проехал не в ту сторону полтора часа. И мне пришлось выйти на маленькой неизвестной станции. Была ночь, это была последняя электричка, и я понимал, что мне надо звонить отцу, чтобы он меня забрал, а это ой, как неудобно! Потому что мой папа военный, он при всём желании не поймёт, как так можно лажать. В 23 мой папа управлял БТР-ом и участвовал в выводе войск из Афганистана. Я в 23 полтора часа еду не в ту сторону. Я боялся звонить, потому что думал, что если позвоню и скажу «пап, забери», он скажет: «Давай разберёмся. То есть ты сел в электричку? И она поехала не в ту сторону? И ты проехал так полтора часа? Тогда, боюсь, тебе придётся умереть, там дальше в жизни всё гораздо сложнее. Ты не приспособлен!»
Он знал, что главный ущерб огню начштаба приносит публичная критика его генеральских решений. Если ты не хотел, чтобы тебя начали игнорировать, как бесполезный предмет интерьера, следовало любое решение вслух признавать гениальным. И лишь потом, якобы для того, чтобы младшие офицеры лучше усвоили дивный план, ты мог просить дозволения внести ряд скромных уточнений. После такой прелюдии советник получал карт-бланш на любые действия, хоть весь исходный план наизнанку выверни.
Мы — не люди. Мы — военные. Добровольные рабы. Мы должны быть лишены амбиций и чувств. Нас кормят официозными речами и повседневными насмешками. «Одна извилина — и та от фуражки...»
... ещё в детстве мне представлялось, что между людьми, спускающимися так глубоко под воду, непременно должен быть какой-то тайный уговор, вроде клятвы, которую мы с Петькой когда-то дали друг другу.
Никто в здравом уме и от хорошей жизни не стремится убивать. Это удел маньяков и фанатиков. Даже закоснелый вояка, скалозуб, не мыслящий одежды, кроме мундира, марширующий даже от койки до сортира и разговаривающий со своей кошкой языком уставных команд, — всё равно предпочтёт получать звания за выслугу лет, а ордена — за успехи на параде. Недаром у русских военных традиционный тост — «за павших», а не «за победу». За победу пьют, только когда война уже идёт.