— Чем кончится сраженье, как считаешь?
— А чем кончится бубонная чума?
Конечно, смертью. Пусть возьмет зараза
Распутную египетскую тварь!
В разгаре битвы, в миг, когда успех
И пораженье станут близнецами!
— Чем кончится сраженье, как считаешь?
— А чем кончится бубонная чума?
Конечно, смертью. Пусть возьмет зараза
Распутную египетскую тварь!
В разгаре битвы, в миг, когда успех
И пораженье станут близнецами!
Примириться с потерей «закрыть вопрос», если это вообще осуществимо, возможно либо в загробной жизни, либо лишь тем, кто остался в живых. В конце концов, книгу моей жизни закроют живые, а не я. Мы передаём послелюдям призрачных себя и уверяем им то, что выучили, прожили, узнали. Что ещё мы можем дать любимым после себя, как не фотографии тех, кем были в детстве, когда нам ещё только предстояло стать отцами, которых они знали. Я хочу, чтобы те, кто переживет меня продлили мою жизнь, а не просто помнили её.
— Хочешь убить меня, Крис?
— Нет. Но я больше не хочу тебя спасать. Не знаю, достойна ли ты спасения.
Не огорчайся, потому что когда ты ляжешь в землю и замолчишь, ты будешь напоминать собой время.
— Я бы никогда не убил жену. Но и мешать её смерти я бы не стал.
— Ты уверен, что ты её любил?
— Я до сих пор её люблю. И даже оплакиваю.
Злиться на Ротгера было ещё глупей, чем с ним спорить. Адмирал жил, сражаясь и танцуя, любовь для него была такой же нелепицей, как и смерть. Он в них просто не верил.