Не будь смешной, инопланетяне – это миф, увековеченный глубокопомешанными индивидами. Это, вероятно, было всего лишь отражение от спутника.
Едва ли есть разумная жизнь на этой планете, и еще меньше в окрестностях этой...
Не будь смешной, инопланетяне – это миф, увековеченный глубокопомешанными индивидами. Это, вероятно, было всего лишь отражение от спутника.
Едва ли есть разумная жизнь на этой планете, и еще меньше в окрестностях этой...
Он навалился на меня, коленом раздвинув ноги, и я почувствовала, что поддаюсь — даже не ему, а себе. Двадцать семь лет хорошего воспитания уступили позиции тысячелетнему инстинкту. Разум восставал против того, чтобы мной овладели на голом камне, поблизости от спящих солдат, а тело с этим мирилось и, более того, отвечало на призыв.
Вопрос: Находясь в мире духов, душа пользуется ли теми же органами чувств, что и при жизни на земле?
Ответ: Да, а также другими, которыми она не обладала, поскольку тело её было как бы пеленой, затемнявшей их. Ум есть свойство духа, но оно проявляется с большей свободой, когда дух не скован материальными условиями.
Вопрос: Не зависим ли инстинкт от разума?
Ответ: Нет, не совершенно зависим, потому что это род разума. Инстинкт есть нерасуждающий разум, благодаря которому все существа удовлетворяют свои потребности.
Вопрос: Будет ли верным выражение, что по мере того, как способности разума увеличиваются инстинкты уменьшаются?
Ответ: Нет, инстинкт всегда существует, но человек им пренебрегает. Инстинкт также может вести к добру, и он почти всегда руководит нами и иногда лучше, чем ум; он никогда не заблуждается.
Стараюсь стремления сердца уравновесить требованиями моего разума; но чаши весов колеблются под неравными тяжестями.
Я встретил его пятнадцать лет назад; мне сказали, что в нём ничего не осталось — ни разума, ни совести, ни сознания; и даже самого примитивного осознания жизни или смерти, добра или зла, хорошего или плохого. Я встретил этого шестилетнего ребёнка с его пустым, бледным, бесчувственным лицом и чёрными глазами... глазами дьявола. Я провёл восемь лет, пытаясь дотянуться до него, а потом ещё семь, стараясь держать его взаперти, потому что я понял — за глазами этого мальчика скрывалось чистое... зло.