проза

— Вы заражаете моросящей своей меланхолией.

— Мне очень жаль.

— Что вы! Это приятно. Иногда. Когда хочется отдыха. У вас сам голос уже спать кладет. Я вам – огня, вы мне – лавандовость. Приятный обмен. Лежать в кровати, что будет пахнуть гербарием, и рассказывать вам чепуху о… не знаю…

— О ваших девушках.

— Да. И слушать ваши советы.

— И им не следовать.

И любишь стихом, а в прозе немею.

Ну вот, не могу сказать,

Не умею.

Проза занимает место в литературе только благодаря содержащейся в ней поэзии.

Поэзия говорит больше, чем проза, при помощи меньшего количества слов.

Загоняв себя, как Макар телят,

И колпак шута заработав,

Я открыл в себе лишь один, но большой талант -

Я умею злить идиотов.

Я не знаю, чем посягаю на их оплот

И с чего представляю для них угрозу.

А писанье — продукт побочный, типа как мёд.

Если каждый день на тебя орет идиот,

Поневоле начнешь писать стихи или прозу.

Время от времени я сочинял посредственные стихи, — это полезное упражнение для тех, кто хочет овладеть изысканными оборотами и научиться хорошо писать прозой.

Я, конечно, не Оливье, я просто гладиатор.

Но если бы Лоренс попал на ринг, сразу признал бы старик.

Что бокс не спорт, а настоящий театр.

Значит бешеный бык на сцене по праву.

Буянить могу соответственно нраву.

Я предпочту это делать стихами, а не размахивая кулаками.

Ведь все это зрелище.

Две школы — женская, мужская.

Две школы — проза и стихи.

Зачем их разлучать? Не знаю.

Я пел хоралы и хиты.

Классификатор скрупулезный,

поди попробуй разними -

стихами были или прозой

поэтом прожитые дни.

Толстой удивляет, Достоевский трогает.

Каждое произведение Толстого есть здание. Что бы ни писал или даже ни начинал он писать («отрывки», «начала») — он строит. Везде молот, отвес, мера, план, «задуманное и решенное». Уже от начала всякое его произведение есть, в сущности, до конца построенное. И во всём этом нет стрелы (в сущности, нет сердца).

Достоевский — всадник в пустыне, с одним колчаном стрел. И капает кровь, куда попадает его стрела. Достоевский дорог человеку. Вот «дорогого»-то ничего нет в Толстом. Вечно «убеждает», ну и пусть за ним следуют «убеждённые». Из «убеждений» вообще ничего не выходит, кроме стоп бумаги и собирающих эту бумагу, библиотеки, магазина, газетного спора и, в полном случае, металлического памятника. А Достоевский живёт в нас. Его музыка никогда не умрёт.