правда

У нас было много богов, одни теперь на свалке, другие — в музее. Сделаем же богом истину. И будем отвечать перед ней каждый за своём, а не как нас учили — всем классом, всем курсом, всем коллективом… Всем народом… Будем милосердны к тем, кто заплатил за прозрение больше нас.

Правда похожа на солнце, позволяет увидеть все, но не позволяет увидеть себя.

Их придумали энгвитанцы, общество благородных умов и широких интересов. Народ Таоса.

В их время каждый народ молился собственным богам. Иногда они воевали из-за этого. После того, как энгвитанцы побывали в нескольких таких войнах, они решили положить этому конец. Они направили все свои силы на то, чтобы найти истинных Создателей.

Поколение за поколением они изучали и исследовали швы, скрепляющие мир, и раскрыли его секреты. Однажды они нашли ответ, только ответ этот заключался в его отсутствии. Они не могли найти богов, потому что их не было. А если когда-то и были, то уже исчезли.

Эта находка их потрясла. Если они смогли обнаружить это самостоятельно, то много ли понадобится времени другим? Сколько времени осталось до того, как война и хаос воцарятся над миром без последствий?

Но они многому научились в своей погоне за ответами. С помощью своего мастерства они создали собственных богов, которые должны были заполнить пустоту, и направили миссионеров во все уголки мира, чтобы распространить свою веру.

— Всё не так просто.

— Всё не так просто, если тебе никто не объясняет, в чем дело.

— Ложь — это не ответ.

— Но звучит она гораздо лучше правды.

Автор. Ещё не проснувшимся утром длинный, как автоматная очередь, звонок.

— Послушай, — начал он, не представившись, — читал твой пасквиль… Если ещё хоть строчку напечатаешь…

— Кто вы?

— Один из тех, о ком ты пишешь. Ненавижу пацифистов! Ты поднималась полной выкладкой в горы, шла на бэтээре, когда семьдесят градусов выше нуля? Ты слышишь по ночам резкую вонь колючек? Не слышишь… Значит, не трогай! Это наше!! Зачем тебе?

— Почему не назовёшь себя?

— Не трогай! Лучшего друга, он мне братом был, в целлофановом мешке с рейда принёс… Отдельно голова, отдельно руки, ноги… Сдёрнутая кожа… Разделанная туша вместо красивого, сильного парня… Он на скрипке играл, стихи сочинял… Вот он бы написал, а не ты… Мать его через два дня после похорон в психушку увезли. Она убегала ночью на кладбище и пыталась лечь вместе с ним. Не трогай это! Мы были солдатами. Нас туда послали. Мы выполняли приказ. Военную присягу. Я знамя целовал…

— «Берегитесь, чтобы кто не прельстил вас; ибо многие придут под именем Моим». Новый Завет. Евангелие от Матфея.

— Умники! Через десять лет все стали умники. Все хотят чистенькими остаться. Да пошли вы все к… матери! Ты даже не знаешь, как пуля летит. Ты не стреляла в человека… Я ничего не боюсь… Плевать мне на ваши новые заветы, на вашу правду. Я свою правду в целлофановом мешке нёс… Отдельно голова, отдельно руки, но… Сдёрнутая кожа… Да пошли вы все к…! — И гудок в трубке, похожий на далёкий взрыв.

Всё-таки я жалею, что мы с ним не договорили. Может быть, это был мой главный герой, раненный в самое сердце?..

«Не трогай! Это наше!!» — кричал он.

А это тогда чьё?!

Часто охватывает отчаяние. Отчаяние бессилия слова. Ты видишь, что миф для многих, для большинства по-прежнему правдивее и сильнее фактов и самого инстинкта жизни, самосохранения. Когда я сижу за письменным столом, я стремлюсь не только записать, восстановить, воссоздать действительность — хочу прорваться словом куда-то дальше. Чтобы это была и правда времени, и какая-то догадка о человеке вообще. Прорваться дальше. Дальше слов… Это редко удаётся. А вот миф туда прорывается. В подсознание…

И когда мать, у которой государство забрало сына и вернуло его в цинковом гробу, исступлённо, молитвенно кричит: «Я люблю ту Родину! За неё погиб мой сын! А вас и вашу правду ненавижу!» — снова понимаешь: мы были не просто рабы, а романтики рабства. Только одна мать из тех ста, с которыми я встречалась, написала мне: «Это я убила своего сына! Я — рабыня, воспитала раба…»

Что полуправда? — Ложь!

Но ты не путай

Часть правды с ложью,

Ибо эта часть

Нам всем в потемках не дает пропасть.