— Я Ирина Салтыкова. Я хочу петь, как Монсерат Кабалье!
— Ты же лопнешь, деточка!
Концерт? Девочка моя, я не пою уже много лет. Время берёт своё, мой голос уже не тот, что прежде.
Опера – единственное место в мире, где герой, получив удар кинжалом в спину, начинает петь вместо того, чтобы истечь кровью.
– Она поёт так, словно находится здесь, в этой комнате, и смотрит нам в глаза. Неужели ты не чувствуешь этого? – удивлялась она.
Нет, он не чувствовал. Ему, кстати, вовсе не хотелось чувствовать ничье присутствие в комнате, кроме Дженнифер. И если бы Тебальди вдруг появилась здесь, он немедленно попросил бы её удалиться.
Мой культурный герой поет. Может быть, он поет про себя, но он совершенно точно музыкален. Он превращается в световой поток, потому что у света и музыки единая природа. Я знаю, Христос пел, когда его сняли с креста. Теперь все мессы и литургии — оперы для голоса и хора. Молитва создана для пения, а не для декламации. Когда я молюсь для бога, а не для падре, я пою со словами или без них, как слагается ход высказывания. Любое чувство адекватнее всего выразить музыкой. Когда больно — надо петь, когда радостно — надо петь, надо петь перед смертью. Вместе со звуками твоя душа отлетит к ангельским хорам.
Потом снова пели, пока не позвонила соседка снизу с вопросом: «Мария, ты что, стаю волков завела? Так хоть накорми! А то так жалостливо воют, что сил слушать больше нет!»
... я просто пел всю свою жизнь, сколько себя помню. Я пою в этом ресторане и вот что скажу — никто не получает больше чаевых чем трёхлетний малыш!