— Моя мама подала на отчима в суд… У него были… эмоциональные проблемы.
— О, да! У меня тоже есть эмоциональные проблемы!
— Он четыре раза ударил ее ножом в грудь…
— Моя мама подала на отчима в суд… У него были… эмоциональные проблемы.
— О, да! У меня тоже есть эмоциональные проблемы!
— Он четыре раза ударил ее ножом в грудь…
Люди так озабочены тем, что их дети играют с пистолетами, смотрят жестокие фильмы, боятся, что жажда насилия овладеет и ими. Никто из них не обеспокоен тем, что дети слышат тысячи песен: о разбитых сердцах, отвергнутой любви, боли, страданиях и потерях.
— С дороги, малыш.
— Один ты никуда не пойдёшь! Ждём подкрепление!
— Хех! Зачем? Если я не справлюсь, нам всем всё равно конец.
— Именно поэтому надо пока понаблюдать...
— Ты что, издеваешься?!
— ... и ждать подходящего момента.
— Пфф... Мне не нужно знать, что это за тварь, чтобы убить её. Сам знаешь, я — охотник за головами: иду туда, где ждёт награда. И хватит об этом.
— ... Вот как? Значит, насилие... Единственный понятный тебе язык, верно?
— Это мой родной язык. Надеюсь, ты тоже не размяк.
В мизогинных отношениях нет места ни для переговоров, ни для компромиссов. Вместо этого партнерство представляет жуткое поле боя, где он должен победить, а она должна потерпеть поражение.
Меня отталкивают насилие и нетерпимость в любом их виде. Этим ничего не остановишь и ничего не добьешься. Революция должна совершаться в рассрочку. Это же полная, вопиющая бессмыслица – ненавидеть людей за то, что они живут, так сказать, не на нашей улице и болтают не на нашем наречии.