мы

Кто из нас не любит одиночества? Иногда одно одиночество просто располагается рядом с другим, вот и всё. Тогда они становятся парой — два одиночества, которые идут по жизни бок о бок. У нас могут быть родители, дети, жены, любовницы, но при этом мы всегда остаёмся в одиночестве.

... мы стали понимать друг друга так глубоко, что могли обходиться почти без слов; в наших отношениях царил тот ласковый покой, который приходит на смену нервному желанию утвердить себя, напряжённой болтовне, когда дружба скорей поверхностна, хотя кажется более горячей.

В тот миг, когда мы меньше всего этого ожидаем, жизнь бросает нам вызов, чтобы проверить наше мужество и наше желание перемен; и не позволяет сделать вид, будто ничего не происходит, или отговориться тем, что мы ещё не готовы. На вызов надо ответить незамедлительно. Жизнь не смотрит назад...

Давай позабудем, что поздняя осень

В деревьях оставила бронзовый след.

Давай все дела и заботы забросим,

В театр пойдём и посмотрим балет.

Под музыку грянут на сумрачной сцене

Любовь и надежда, разлука и боль.

И, кажется, мы в волшебстве превращений

Играем какую-то важную роль.

Легко сказать «забудь», но это трудно.

Я знаю, что не справишься, увы.

Его любить, по правде, безрассудно,

Но ты твердишь с улыбкой слово «мы».

Мы вообще остаемся такими, какими были в три, шесть, десять или двадцать лет. В шесть-семь лет характер проявляется даже четче, потому что в этом возрасте наше поведение почти лишено притворства, а в двадцать мы уже надеваем некую маску, выдаем себя за кого-то другого — в зависимости от того, что модно в данный момент. Если в моде интеллектуализм, мы становимся интеллектуалами; если среди девушек популярны легкомыслие и фривольность, мы становимся легкомысленными и фривольными. С годами, однако, устаешь играть придуманную роль и все больше возвращаешься к себе самому, вновь обретая собственную индивидуальность. Это иногда смущает окружающих, но самому человеку приносит большое облегчение.

Насмешки, даже самые бездарные и глупые, могут загубить любой характер, даже самый прекрасный и благородный. Взять, к примеру, осла: характер у него почти что безупречен, и это же кладезь ума рядом с прочими заурядными животными, однако поглядите, что сделали с ним насмешки. Вместо того чтобы чувствовать себя польщенными, когда нас называют ослами, мы испытываем сомнение.

Мы все как товары на конвейере, понимаешь?! Встречаемся на пути друг друга, пока однажды наконец не закрываем фабрику. Мы выбираем только один товар и пользуемся им моногамно, уже до конца своей жизни.

— Многие люди хотят изменить мир. Но беда в том, что дальше разговоров дело не идёт. Мы читаем Кастанеду, тащимся от Пауло Коэльо, вопим на каждом углу о том, как всё плохо, но при этом совершенно не пытаемся ничего менять.

— Один человек или горстка не в состоянии изменить мир.

— Вот. Так все обычно и говорят. Этим и оправдываются. А мне кажется, что если я помогу хотя бы одному человеку – мир хоть немножко, но изменится. Я не хочу глобальных изменений. Вернее, хочу, но осознаю реально, что они невозможны. Я хочу просто в меру своих сил помочь тем людям, которые в этой помощи нуждаются.

— Легко помогать, когда у тебя много денег. А если их нет?

— Здесь дело не в деньгах. Если тебе плохо – помоги тому, кому еще хуже. И, может быть, потом кто-то поможет тебе.