корабли

Как просто порой любить корабли. В тяжелые дни, когда небо валится из рук, когда судьба завязывается в тугие морские узлы, просоленные бедами, когда твой человек из опоры превращается в оппонента, когда нет больше сил открывать глаза и видеть все то же: стену дома за окном, не выброшенный мусор, недомытую посуду, надоевшую работу, неискренних друзей, неоплаченные счета на жизнь. Когда дела, быт, погода, мигрени, ссоры превращаются в единую бессмысленно серую вязь... Как просто в такие дни любить корабли. И, закрывая глаза, видеть белоснежные паруса, тугие под порывами густого до головокружения ветра, и почти чувствовать под ногами тонкую ненадежную палубу, единственную преграду между тобой и неумолимо прекрасным океаном.

— Это я обрубил у шхуны якорный канат и отвел «Испаньолу» в такое потайное место, где вам её никогда не найти.

— А куда делся О'Брайен?

— О'Брайена убил Хэндс.

— А Хэндс?

— Умер от испуга.

— А кто же его напугал?

— Я.

— Ничего не понимаю. Ты напугал О'Брайена и увел Хэндса в такое потайное место, где мы его никогда не найдем — это я понял.

Но кто отправил на тот свет бедного Джека с отравленной стрелкой в голове? Если ты убийца Джека, то я попугай Сильвера!

Пиастры... пиастры... пиастры..

Печально, но факт: корабли, которые на расстоянии выглядели так, как будто отправляются за край мира, исчезали вовсе не за горизонтом — они и в самом деле падали с Края света.

Другая книга рассказывала о морских сражениях последней большой войны с викингами. Я часами рассматривала рисунки кораблей, разбиралась, как называется какой парус или веревка, пыталась понять, как стреляет оружие — что-то внутри отзывалось, когда я читала про кровавые битвы, летящие по небу облака стрел и горящие на воде обломки кораблей. Тин мне не мешала до тех пор, пока однажды я не сообщила, что к нашему забору пришвартована чья-то чужая коза.

Люди как корабли, одни – быстры и сильны,

Другие. Порой даже мы вообще не осязали воды.

Человечество много приобрело с развитием промышленной цивилизации, но сколько утрачено! Кроме потери лошадей, как тягловой силы, карет — как транспортного средства, шпаги — как оружия, слова «сударь»— как обращения, а также массы милых и добрых понятий и вещей — все они ушли за пыльную музейную тесьму, мне особенно жалко парусных кораблей. Кто знает, может быть, они еще вернутся — и не только для киносъемок или учебных вояжей, а как средство передвижения. Для этого надо, чтобы люди в бестолковой их жизни поняли, наконец, что торопиться им некуда, что красота просто обязана спасти мир и что более экологически чистого двигателя, чем парус и ветер, невозможно придумать.

Ее уже не было.

Был громадный корабль.

Почти живой организм. Уютный, спокойный, серьезный и собранный.

Аврора чувствовала его весь. Целиком.

Руки — катера, сердце — машинное отделение, крылья — дюзы… по проводам-нервам бежали импульсы, передавая ее волю… позволяя убогим протоплазменным существам передвигаться по космосу…

Смешные люди…

Странные люди.

А впрочем, какая разница?

Плыви же, корабль, к любви, одинокий,

Ты в бухту печали моей…

Небо, космос, звезды…

Они манят, зовут и поют.

Они влекут к себе.

И ночью девушке в первый раз приснилось, что она — громадный корабль, который идет по своей воле через космос.

Приятно щекочет кожу-обшивку ледяной холод пространства, проносятся мимо метеориты, сияют лучи далеких звезд… Ей просто хорошо.

– С собой лучше крейсер возьми.

– Чего? – опешила я. – А! Дурак, эти туфли лодочками называются.

– Лодочки – это тридцать пять и меньше. А у тебя тут настоящие эсминцы… типа «Эрли берк».