Для него музыка — это джаз, а для меня джаз — это шум.
джаз
Звучит в ночи осенний джаз,
Танцуй со мной в последний раз.
Поёт и плачет саксофон,
Нам в эту ночь играет он.
Что расставанье впереди,
Печальных глаз не отводи.
Танцуем мы в последний раз
Моей любви осенний джаз...
Пей до дна и мне налей глоток — и будет джаз!
Во мне, как никогда сегодня бродит сок — и будет джаз!
Хей, давай мы всем покажем класс, и в небеса с тобой мы улетим сейчас,
Так высоко никто не долетал до нас — и будет джаз!
Оу, малышка будет до утра чудить, и будет джаз!
Оу, растопчет туфли, разорвет чулки, и будет джаз!
Оу, продолжит с ней в кровати,
Оу, ее мамаша спятит, если в ночь увидит дочь,
И бу-дет джаз!
Хей, давай захватим город в плен?
Find a flask We're playing fast and loose and all that jazz!
Right up here Is where I store the juice and all that jazz!
Come on, babe We're gonna brush the sky I bet you luck Lindy Never flew so high,
'Cause in the stratosphere How could he lend an ear to all that jazz!
Oh, you're gonna see your sheba shimmy shake and all that jazz!
Oh, she's gonna shimmy 'till her garters break and all that jazz!
Show her where to park her girdle,
Oh, her mother's blood'd curdle If she'd hear her baby's screаm,
For all that jazz (All that jazz)
Come on, babe why don't we paint the town?
Я считаю, что джаз — это один из величайших музыкальных языков. Возможно, это самое лучшее, что изобрела Америка.
— Я хотел, чтобы вы преодолели пределы ожидаемого. Я думаю, что это абсолютно необходимо. Иначе мы лишим мир нового Луи Армстронга, нового Чарли Паркера. Я же рассказывал тебе, как Чарли Паркер стал Чарли Паркером?
— Джо Джонс швырнул в него тарелкой.
— Точно. Паркер-юнец неплохо играет на саксе, вот он выходит с оркестром на сцену и все портит. Джонс чуть ли не обезглавил его за это. Под смех оркестра. Паркер всю ночь проплакал, но уже на утро – что он делает? – репетирует. И репетирует, и репетирует. Думая только об одном: над ним больше не будут смеяться. Через год он возвращается в Рино, снова выходит на сцену и выдает самое охренительное соло, которое слышал мир. А представь, что Джонс сказал бы: «Да не парься, Чарли, э, нормально было, молодец!». Тогда Чарли подумал бы: «Насрать, я же неплохо сыграл». И все, конец, нет Птахи. Для меня это величайшая трагедия. Но миру сейчас нужно именно это. Неудивительно, что джаз умирает. Я вот думаю, и с каждым альбомом джаза из Старбакса убеждаюсь все больше, что нет в нашем языке слова вреднее и опаснее, чем... «молодец».
— А где же грань? Может, вы перестараетесь, и тогда новый Чарли Паркер сломается и не станет Чарли Паркером?
— Нет, что ты, нет. Настоящий Чарли Паркер никогда не сломается.
Я знаю. Это другое. Но ты ведь хочешь спасти джаз. А как его спасти, если его не слушают? Джаз гибнет из-за таких, как ты! Ты играешь для стариков, брат. В Лейд-хаузе. Где дети? Где молодежь? Ты одержим Кенни Кларком, Телониусом Монком, а они были революционерами. Как ты собираешься быть таким же, если ты консерватор? Ты вцепился в прошлое, но джаз — это будущее.
Я всегда чувствовал, что для того чтобы играть джаз, надо быть чёрным. А я лишь мулат.