детство

В детстве решил: «вот ведь страшная жизнь!

Если скажет мама: «давай умрём»,

Я кивну,

Потому что жизнь — страшная, а смерть — лёгкая».

Пришла юность, но с ней пришли и тяготы жизни,

А смерти теперь ты ждёшь в страхе и смятении.

Мир, все люди тебе отвратительны,

И между «жизнью» и «смертью» стоит знак равенства.

Но после приходит зрелость

И с ней немного комфорта.

Смерть становится очень простым фактом,

Потому что теперь ты мужчина с жидкими волосами.

Смерть не тревожит,

Ты как бы боксёр с лишним весом, которого сняли с ринга.

Потом приходит молодёжь, разгоняет запах смерти,

И ты похлопываешь по плечу: «ну-ну, привет…»

Теперь я не жалею о смерти.

Перестал тревожиться о жизни.

Но и в том, и в другом случае это ошибка.

Вот вам урок смерти: насвистывая,

Ты останешься боксировать только с тенью.

В детстве я мечтал о славе, подобно всем, ни более, ни менее; благоразумие пробудилось во мне поздно, но пышно расцвело.

— В детстве ты, наверное, был симпотягой.

— А ещё я был экономным, моими первыми словами были: дёсево, дёсево, дёсево!

Возникает подозрение, что «супервор» — это не кто иной, как человек, который никогда не становится взрослым. Дети никак не могут понять, почему нельзя достать луну с неба и почему им не позволяют зайти в магазин игрушек и забрать оттуда все, что понравится. Взрослея, они делаются большими реалистами. Их желания становятся более зрелыми — так же, как и методы реализации этих желаний. Но некоторым людям так никогда и не удается отделаться от своего детского «питерпэновского» чувства, что они должны иметь все, что ни пожелают. И если при этом их характеризует еще и ярко выраженная высокая доминантность, то велика возможность, что они станут «суперворами».