Во времена тревог и хруста
сердца охватывает властно
эпидемическое чувство
томящей зыбкости пространства.
Во времена тревог и хруста
сердца охватывает властно
эпидемическое чувство
томящей зыбкости пространства.
В мире есть боль, ненависть, радость, любовь и война, потому что нам хочется, чтобы они были. Нам нужна эта трагедия, чтобы приготовиться к испытанию встречей со смертью, когда-нибудь.
Возможно, я и хотел этого с того самого дня. Разрушить и восстановить все. Да, чтобы восстановить, нужно разрушить... И если при этом мои чувства станут преградой, лучше я от них избавлюсь... Мне более нет пути назад.
Быть влюблённым — это значит быть не в своем уме. Это очень глубокое и непредсказуемое чувство. Это безумие.
Какое чувство не несёт в себе самом своей противоположности, как ткань изнанку? Какая любовь свободна от ненависти? Ласкающая рука через минуту схватится за кинжал. Какая исключительная страсть не знает ярости? Не способны ли мы убить в восторге соития, через которое передаётся жизнь? Наши чувства не переменчивы, но двойственны, чёрные или белые, в зависимости от угла зрения, натянутые между противоречиями, колышущиеся, переливающиеся, способные как на плохое, так и на хорошее.
— Мег? Но в прошлый раз ты же выпала в окно.
— Благодаря тебе. Ты так ранил мои чувства.
— Только чувства? С седьмого-то этажа?
Когда человек рисует на своей груди мишень, он должен рассчитывать, что рано или поздно кто-то выпустит в него стрелу.
Знаешь, я очень рад, что мы всё-таки встретились. Даже если за это время ты стала злой, маниакальной, депрессивной активисткой. Я всё ещё люблю тебя, и мне хорошо рядом с тобой.
Мне хорошо знаком этот страх, что если снова увидишь человека, чувства вновь захлестнут тебя!