Мне шестьдесят. И вот она — младенец.
К ней в колыбели жмется дифтерит,
И сверстников моих и современниц
Кружок последний на неё глядит.
Поднять её, зажать её в ладони,
От старости холодные, как лед:
Быть может, ужас, за душой в погоне,
Как жар, хоть на полградуса спадёт?
Но нет: хрипит!.. Стою бессильным дедом:
Как ей помочь? Как вдунуть воздух в грудь?
А Чёрный Ветер, страшен и неведом,
Уже летит в ней искорку задуть...
Больному не следует скрывать свою болезнь от врача, а бедняку прикрывать нищету свою перед друзьями.
Мы слишком прозорливы, чтобы погрузиться в банальный круговорот: еда – работа – любовь. Мы слишком больны, чтобы с упрямством и презрением наблюдать за бессмысленностью жизни, как за цирковой пантомимой, хладнокровно дожидаясь последнего акта этой комедии.
Ребёнок беззащитен перед болезнью родителя, он не может видеть, как тот лежит в постели и страдает. Родители — они же как солнце над головой — всегда были, есть и будут, ребёнок себе и представить не может по-другому. Если слёг отец, где гарантия, что завтра солнце не упадёт в океан?
— Каково это? Что ты чувствуешь?
— Ну, всякий раз по-разному. Иногда мне лучше, иногда хуже. В хорошие дни я даже могу сойти за нормального человека, а в плохие такое чувство, что я себя на нахожу. Я всегда была настолько безупречна, что касается эрудиции, языка, произношения, а сейчас мне кажется, что слова висят передо мной, но я не могу до них дотянуться. И я не знаю, кто я, не знаю, что забуду в следующую минуту.
— Ты должна была все рассказать, черт возьми!
— И ты бы все равно поцеловал меня? — спросила я с сарказмом.
— Конечно! — съязвил Джесси.
— Я же, блин, обожаю укладывать девушек в реанимацию! Ты с таким же успехом могла бы попросить избить тебя до полусмерти. Мясником — вот кем я себя чувствовал. Господи, а если бы ты умерла?
— Я и так умираю, Джесси. Каждый день. Каждые сутки — шажочек к могиле. Просто с поцелуями умирать веселей.
— Это здорово, если твоя своеобразная философия помогает жить, Долорес.. но она неправильная. Извращенная. Она угробит тебя раньше времени.
Профессор прослушал её, затем выпрямился и сказал:
— Всё в порядке. Конечно, следы остались…
— Да? — переспросила Хлоя.
— Да, — подтвердил профессор. – Одно лёгкое у вас теперь полностью выключено, или почти полностью.
— Это меня не беспокоит, раз другое работает!
— Если что-нибудь случится с другим лёгким, то это будет весьма неприятно для вашего мужа.
— А для меня?
— Для вас уже нет, — ответил профессор и встал.
Моя любимая болезнь — чесотка: почесался и ещё хочется. А самая ненавистная — геморрой: ни себе посмотреть, ни людям показать.
Больной человек может быть гораздо более развит, чем вы, здоровый, поэтому, помогая больному, вы оказываете огромную помощь себе.
Cлайд с цитатой