Штрафбат

Видать, Господь определил мне вдоволь на земле помучиться, чтоб по самые ноздри. Хотя, куда уж больше?

Защищать своё Отечество и священнослужителям не возбраняется, но по канону святого Василия Великого — человек, солдат, исполнивший свой долг на войне, три года к причастию не допускается. Грех, даже необходимый, должен быть очищен.

— Святой отец, Вы своим храпом всех святых на небе разбудили!

— А? Что? ... Изыди, а то прокляну!

— Мы сейчас с фрицем закурили, выпили и разошлись, как в море корабли.

— Как это выпили, разошлись?

— Вот так — закурили, выпили, разошлись.

— Так может он коммунист был?

— Если бы он коммунистом был, его бы свои давно шлепнули.

Паскудно на душе. Как будто продал я этого немца, как последний фраер. Ты у меня спроси, кого мне больше жаль: «заклятого врага» фрица или нашего особиста Харченко?

— Колись, гнида, тебе же легче будет.

— Мне уже легче, немного.

— Только не надо задавать дурацких вопросов: «Откуда здесь взялся священник?»

— Молиться будем?

— Это кто как желает. Только молитва, идущая от души, дойдёт до Господа. [берёт в руки гитару]

— Вы и на гитаре бацать можете, святой отец?

— Могу, заблудшая душа. Могу.

— Вы поняли, фраера, что такое наш, советский священник?

— Что желаете услышать?

— «Мурку» давай!

— «Мурку» тебе исполнят на «малине», когда ты туда попадёшь, если останешься жив, в чём я сильно сомневаюсь, дитя моё.

Тяжелый ты человек, Глымов, никого тебе не жалко.

Вам что, лишь бы нажраться, а там трава не расти?

А ты, гнида, их всех в предатели записываешь?

— Буду ждать, возвращайтесь.

— Это Василий Степанович, что Бог даст. Что даст, то и поимеем.