— Враги у меня и спереди, и сзади.
— У нас у всех так.
— У кого, у всех?
— У штрафников.
— Враги у меня и спереди, и сзади.
— У нас у всех так.
— У кого, у всех?
— У штрафников.
— Где ж ты на гитаре так бацать наблатыкался?
— На каком же мерзопакостном языке ты говоришь, заблудший сын мой?
— Как на каком? На русском!
— О многострадальный русский язык...
— Легче нквдшников пострелять, красноперых куда меньше, чем фрицев.
— Ты что сейчас сказал?
— А ты оглох, комбат? Не слышал? Могу повторить.
— Будем считать, что не слышал. Ты говоришь, как враг!
— А я и есть враг. Я — вор с пятнадцати лет. Стало быть, я — враг и есть.
А это видно в прошлой жизни мы шибко нагрешили, теперь искупаем. А как искупим, опять грешить начнем.
— Получается, дорогой мой, большевики всё делали правильно. Одного только им не хватало. Самого главного.
— Чего же? Просто сгораю от нетерпения узнать!
— Любви к народу! Он всегда был для них средством, а не целью. Целью для них была безраздельная власть.
— И давно вы до такой эпохальной мысли додумались?
— Да вот Евангелие как-то в руки попалось, доходить стало.
— Ну, что за натура у тебя, Антип? В каждый котелок норовишь плюнуть.
— Если б не моя натура, меня бы давно уже черви доедали.