— Где же ваша обувь?
— Я отдал её тому, кто больше в ней нуждался. Мы ведь всегда так делаем, не правда ли?
— Где же ваша обувь?
— Я отдал её тому, кто больше в ней нуждался. Мы ведь всегда так делаем, не правда ли?
— Вы умеете им [топором] пользоваться?
— Рубил дрова один раз. Нет, я смотрел, как их рубил мой брат.
— Я видел, как Вы убили человека щитом. С топором Вы будете непобедимы.
— А как Вы спите?
— Как и все остальные, наверное.
— Ведь вы столько повидали, столько ужасного.
— Да. Но я повидал и хорошее. Хоть и не так много.
— Но как можно заснуть, держа такие вещи в памяти.
— Ты ничего не видела. Уж я постарался.
— Когда я закрываю глаза, я вижу их. Их всех. Как они стоят там. Джоффри, королева и моя сестра.
— Знаешь, у нас с тобой есть кое-что общее. Правда. Я был, наверное, на пару лет старше тебя, когда моего брата закололи в сердце у меня на глазах. Тот, кто его проткнул не был злым человеком. Виллем. Так его звали. Он сбежал, никто и сплюнуть не успел. А я стоял там и смотрел, как умирает мой брат. Но вот, что забавно: сейчас я уже не могу вспомнить лицо моего брата. А Виллем... О да, он был красавчиком. Ровные белые зубы, голубые глаза, подбородок с ямочкой, что так нравятся девкам. Я думал о нём, когда работал, когда пил и даже когда срал. Дошло до того, что я повторял его имя каждую ночь перед сном. Виллем, Виллем. Словно молитву. И однажды Виллем вернулся обратно в город. Я так глубоко всадил топор в его череп, что с ним его и похоронили. Лошадь Виллема довезла меня к стене, и с тех пор я ношу чёрное.
— Мне очень лестно, что вас так пугает перспектива получения мною желаемого.
— Мешать Вам никогда не было моей главной целью, уверяю Вас. Но кто же не любит смотреть, как их друзья терпят неудачи.
— Красный бог — единственный истинный бог. Ты видела его силу. Когда он приказывает, мы подчиняемся.
— Для меня он не истинный бог.
— Нет? Кто же тогда твой бог?
— Смерть.