Вадим

... Чем сильнее чувство, овладевающее человеком, тем слабее способность самонаблюдения.

— Антон, ты не боишься того, что этот проект будет последним для нас?

— Нет, а ты?  — я закуриваю,  — боишься?

— Боюсь,  — честно отвечает он,  — не так сильно, как испугался бы год назад, но боюсь.

— Не бойся,  — усмехаюсь я,  — в крайнем случае, тайгу посмотрим. Говорят, там места красивые. Ты был в тайге?

— Не-а,  — Вадим сплёвывает через плечо.

— Что может интеллигентный человек испытывать к этой стране, кроме брезгливости?!

— А я что-то не заметила брезгливости в ваших репортажах о преимуществах социалистического образа жизни...

— Это потому что между строк читать не научились!

— Ну а если здесь вам так тошно, вы-то почему до сих пор не на Елисейских полях?

— Они уже распаханы. Опоздал. 46 в ноябре. Все-таки Елисейские поля надо возделывать когда тебе 20-ть!

Красиво говорить о любви может тот, в ком эта любовь ушла в воспоминания, — убедительно говорить о любви может тот, в ком она всколыхнула чувственность, и вовсе молчать о любви должен тот, кому она поразила сердце.

– Раз ты мой проводник, иди впереди – так, чтобы я тебя постоянно видел. И только посмей что-нибудь выкинуть!

– Приказ имеет обратную силу? – вежливо уточнил Дэн.

– Э?

– Я фантик от конфеты по дороге выкинул. Вернуться подобрать?

И образ девы столь прекрасен,

Что постыдились той весной цвести сады.

– Уютненько тут у тебя. Прям по-домашнему.

– Точно, такой же бардак.

— Часы остановились. И время тоже.

— Ну, не расстраивайся так.

— Смотришь на них и знаешь, что будет дальше — через полчаса кончится занятие; через два обед; летом солнце садится в десять. Смотришь и чувствуешь уверенность. Они не обманут.