Шариков

— Вот всё у вас как на параде, — заговорил он, — салфетку — туда, галстук — сюда, да «извините», да «пожалуйста-мерси», а так, чтобы по-настоящему, — это нет. Мучаете сами себя, как при царском режиме.

— А как это «по-настоящему»? — позвольте осведомиться.

— Что-то вы меня больно утесняете, папаша.

— Что?! Какой я вам папаша! Что это за фамильярность? Называйте меня по имени-отчеству.

— Да что вы всё: то не плевать, то не кури, туда не ходи. Чисто, как в трамвае. Чего вы мне жить не даёте?

И насчет «папаши» — это вы напрасно. Разве я просил мне операцию делать?

Хорошенькое дело: ухватили животную, исполосовали ножиком голову...

А я, может, своего разрешения на операцию не давал.

А равно и мои родные.

Я иск, может, имею право предъявить.

Я тяжко раненый при операции.

Я на шестнадцати аршинах здесь сижу и буду сидеть!