Ричи Тозиер

— Лу-учшая т-твоя ча-асть с-скатилась по но-оге т-твоего о-отца.

— Это правда, но посмотрите, как много хорошего осталось.

— Послушай меня. Это было один раз. Но кто убил клоуна-психопата в тринадцать лет?

— Я.

— Кто воткнул в Бауэрса нож, который вынул из своего лица?

— Тоже я.

— Кто женился на женщине в десять раз тяжелее себя?

— Я.

— Да. Ты храбрее, чем думаешь.

— Спасибо, Ричи.

— Ничто не длится вечно.

— Кроме, возможно, любви.

— И желания.

— Как насчёт друзей? Что думаешь, Балабол?

Мы много говорили о детях и отлично договорились, что если мы даже узаконим наши отношения, то все равно не будем их иметь, потому что не хотим. Мы не имеем права бросить детей в этот грязный, перенаселенный, говенный мир.

Нельзя сразу перестать быть ребенком, сразу, с громким треском, как лопнувший воздушный шарик с надписями «Бурма-Шэйв» по бокам. Ребенок просто выходит из тебя, как воздух из шины. И однажды ты смотришь на себя в зеркало, а оттуда на тебя глядит взрослый человек. Можно продолжать носить голубые джинсы, можно по-прежнему ходить на концерты Спрингстина и Сигера, можно подкрашивать волосы, но лицо останется таким же — взрослого человека.

«Как я понимаю, сие означает, что ты еще не познала радостей материнства?» — спрашиваю я ее.

«Я должна родить в июле, — отвечает она. — Еще вопросы есть?»

«Да, — говорю я. — Когда ты отказалась от мысли, что приносить детей в этот говённый мир аморально?»

«Когда встретила мужчину, который не говно», — отвечает она и бросает трубку.

— Твоё лицо что моя жопа, — повторил Ричи. — Просто не забывай об этом, мой юный друг.