Людвиг ван Нормайенн

Убеждать Мириам хоть в чем-то, говорить, что, возможно, она лишила мир нового чуда, нового развития, новой жизни, не имело никакого смысла. Она защищала Братство, все остальное могло галопом отправляться в ад.

Обиженный Проповедник — это ад. Проповедник, вставший на тропу мести, — это ад вдвойне.

— Он был хорошим человеком и стражем.

— Ты его не знал, как же можешь это утверждать? 

— Ну… о мертвых обычно так говорят.

— И куда мы пойдем?

— Мальчишка сказал, что Ганс пришел с гор.

— А мой отец говорил, что ангелы создали пиво. Но это не значит, что ему стоило верить. Особенно когда он напивался.

— Чего ты ожидала, отправляя нас в эту страну?

— Надеялась на лучшее. Я всегда на него надеюсь.

Возможно, в жизни я слишком холоден и стараюсь прятать эмоции, а ее вспыльчивая, энергичная натура оживляет меня, как глоток воды может оживить умирающего от жажды где-то в хагжитских каменных пустынях.

Она король, бог, госпожа и палач в одном лице. И прогневить ее — это все равно, что угодить в ад.

Прекрасная осанка и умение держаться делали ее властной и величественной, словно она какая-то герцогиня, а не дочь мельника, которой не повезло родиться с даром.

— В жизни нужны приключения? — ехидненько хихикнул он.

— В жизни нужен смысл, старина. У меня он есть. Большой или маленький — судить не мне, но я считаю его вполне достойным этой самой жизни.