Кастиэль

А теперь я бессильный, безнадежный неудачник. С чего бы не окунуться в омут грехопадения и разврата? Занавес, детка! Самое время пасть, как никогда. Надо оттянуться по полной, пока не потушили свет.

— Сэм, могу я задать тебе вопрос?

— Ты уже задал.

— Могу я задать тебе ещё один вопрос?

Что бы ты ни делал, это не спасло бы меня, потому что я не хотел, чтобы меня спасали.

Как сказал бы мой хороший лучший друг: «Выкуси!»

— Лишь одному артефакту такое под силу. Вам он известен как жезл Моисея.

— Тот самый?

— Он был использован против египтян, насколько я помню.

— Да, это было во всех газетах.

— Жезл, вроде бы, превращал в кровь речку, а не мужиков.

— Оружие не использовалось в полную силу. Думаю, Моисея можно исключить из подозреваемых.

— Сэм, я не меньше тебя хочу рассчитаться с Гадриэлем. Но твоя жизнь дороже. Знаешь, пребывание человеком изменило моё отношение не только к пище. Оно изменило моё отношение к тебе. В смысле, теперь я понимаю твои переживания.

— Это ты о чем?

— Единственный человек, который лажал ещё чаще и круче, чем ты... это я. И теперь я знаю, каково это — чувствовать вину. Знаю, как это... Теперь мне известно, каково это — сожалеть, Сэм.

— Ты предохранялся?

— Ну, у меня был мой клинок...

— Почему это должен сделать я?

— Ты служитель небес.

— А ты Ангел.

— Я плохой пример.

— Дин.

— Кас? Мы считали тебя мертвым.. Чувак, ты где?

— В больнице...

— Ты в порядке?

— Нет. Только что очнулся, чем весьма удивил врачей, они считали мой мозг мертвым.

— Извини.

— За что?

— За то, что вышвырнул тебя из бункера. За это, эм... и за то, что не сказал про Сэма.

— Ты думал, что его жизнь поставлена на кон.

— Да, меня одурачили.

— Я думал, что спасаю Рай. Меня тоже одурачили.

— Так, говоришь, мы с тобой — пара тормознутых недоумков?

— Я предпочитаю слово «доверчивые».