Смерти все равно, кого забирать – старика или ребенка. Но у нее есть любимчики. И те, кого она любит, живут вечно.
Габриель (Gabriel)
— Человек?! Ты не достойна быть человеком.
— Отомстить хочешь? Об этом ты сейчас думаешь? Давай... Давай... Отомсти... Отними жизнь... Не тяни... Стреляй... Будет десницей Божьей... Решайся... Выбор всегда был за тобой...
– Габриэль, тебе должно быть стыдно! – монашек укоряюще посмотрел на подвывающего от смеха меня и начал помогать эльфийке отряхиваться.
– Мне стыдно, – согласился я. – Но и смешно. Стыдиться можно про себя. А ржать лучше вслух!
Дин достает из багажника пистолет.
— Это не очень приятно, Дин.
— Откуда ты это взял?
— Можно сказать, у Сэма из задницы.
– Тут дело не в крыше, а во взгляде, в голосе. На какой-то момент я даже забыл, что разговариваю с тёмным… – осторожно заметил Алир. – Что-то с ним случилось, из-за чего он решил нам помочь. И эта речь о его Князе. Особенно, то место про наставника. Может, он был учеником?
Нет, я сейчас точно оскорблюсь… всего лишь ученик…
– Тогда причём тут фраза про жизнь? – в разговор вмешалась эльфийка. – Что-то мне подсказывает, что мы имеем дело с наследником Тёмного Князя, причём наследником, который разочаровался в своём отце.
Ого! А меня повысили! Теперь я уже свой собственный сын. Не правда ли, забавно?
Дин достает из багажника пистолет.
— Это не очень приятно, Дин.
— Откуда ты это взял?
— Можно сказать, у Сэма из задницы.
– Тут дело не в крыше, а во взгляде, в голосе. На какой-то момент я даже забыл, что разговариваю с тёмным… – осторожно заметил Алир. – Что-то с ним случилось, из-за чего он решил нам помочь. И эта речь о его Князе. Особенно, то место про наставника. Может, он был учеником?
Нет, я сейчас точно оскорблюсь… всего лишь ученик…
– Тогда причём тут фраза про жизнь? – в разговор вмешалась эльфийка. – Что-то мне подсказывает, что мы имеем дело с наследником Тёмного Князя, причём наследником, который разочаровался в своём отце.
Ого! А меня повысили! Теперь я уже свой собственный сын. Не правда ли, забавно?
— Вы ведь ходите в ресторан только с теми мужчинами, которые вам не нравятся?
— Да, — грустно вздохнув, кивнула Габриель.
— Почему?
— Потому что те, кто мне нравится... Мне страшно терять их.
— Сколько можно? Макс, тебя это касается в первую очередь!
— Что? Она опять меня унижает!
— Тебя невозможно унизить, красавчик! Нью-Йорк обожает сплетни о тебе и хочет тебя изнасиловать!
— Переоденьтесь, пожалуйста, в теплое, — попросила мама.
Макс все стоял и смотрел на сестру:
— Что-то мне не хочется быть изнасилованным похотливыми стервами этого города!
— Элли, друг мой, поверь, люди созданы вовсе не для того, чтобы ты их убивал.
Мальчик пожал плечами, явно сожалея, что не для этого, и словно спрашивая: «А для чего же ещё?»