Энтони

Я не уверен, что заслуживаю такое счастье, и до сих пор сомневаюсь, имею ли на это право. Но я могу думать о твоем прекрасном лице, твоей улыбке и знать: часть этой красоты принадлежит мне, и это лучшее, что случалось со мной за всю мою жизнь.

Когда ты ешь, то отдаешься этому переживанию целиком. Когда мы с тобой ужинали в первый раз, я смотрел на тебя и мечтал, чтобы ты с такой же радостью отдавалась мне.

А я в ту самую секунду, когда ты посмотрела мне в глаза, понял, что если сделаю то, чего ты хочешь, то я пропал. Я не смогу бросить тебя, не смогу поступить с тобой, как с другими, не смогу вежливо кивать Лоренсу, встречая тебя с ним в каком-нибудь ресторане. Я никогда не смогу смириться с тем, что ты не принадлежишь мне полностью, и здесь я уже больше не могу обманывать себя. Именно поэтому, любимая, я снова застегнул пуговицу на твоем платье. Именно поэтому я провел уже две бессонные ночи, ненавидя себя за единственный порядочный поступок за всю мою жизнь.

— Проблемы и трудности, — продолжил Энтони, — это сокровища в грязи.

— Проблемы — это сокровища? Что ты имеешь в виду?

— Если бы я принял сокровище за грязь, я бы отринул то, что помогает мне расти.

Память — странная художница: она подновляет краски жизни и стирает серые оттенки, сохраняя лишь самые яркие цвета и самые выразительные силуэты.

Но только берегись одиночества, это опасная компания для человека.

... знаешь ли ты, сколько людей в минуту одиночество ясно осознали, что эта пресловутая удача, которую по их убеждению, им удалось поймать, навсегда разлучила их с близкими, а то и с самим собой?

... странная штука эта любовь: ясно понимаешь, что лучше оказаться от нее из боязни страдания, из боязни стать брошенным в один прекрасный день. Однако мы же любим жизнь, хотя знаем, что и она однажды нас покинет.

— У Поппи есть публикации в ее области, — неожиданно провозглашает Магнус, словно вставая на мою защиту. И гордо улыбается. — Правда, дорогая? Не скромничай.

— Ты где-то публиковалась? — Энтони как будто просыпается и смотрит на меня с необычным вниманием. — Это интересно. В каком журнале?

Беспомощно таращусь на Магнуса. О чем это он?

— Вспомни! — подначивает он меня. — Ты же говорила, что напечатала заметку в журнале по физиотерапии.

О боже. Нет.

Я убью Магнуса. С какой стати он поднял эту тему?

Энтони с Вандой ждут. Даже Феликс с интересом поглядывает на меня. Они ожидают, что я заявлю, будто осуществила прорыв в вопросе о культурном влиянии физиотерапии на кочевые племена или что-то в этом роде?

— Это была «Еженедельная сводка новостей физиотерапии», — наконец мямлю я, глядя себе на ноги. — Это не научное издание. А просто… журнал. Они как-то раз напечатали мое письмо.

— Ты провела исследование? — спрашивает Ванда.

— Нет, — продолжаю бормотать я. — От пациентов иногда плохо пахнет. И я предложила медикам надевать противогазы. Это была… шутка. Я хотела, чтобы все посмеялись.

— А что такое, кстати, джентльмен?

— Человек, который никогда не носит булавок в лацкане пиджака.

— Чепуха! Социальный ранг человека определяется тем, съедает он весь сэндвич или только то, что положено на хлеб.

— Это человек, который предпочтёт первое издание книги последнему выпуску газеты.

— Человек, который никогда не производит впечатления наркомана.

— Американец, который способен осадить английского дворецкого и заставить его думать, что он такой и есть.

— Человек, который происходит из хорошей семьи, получает образование в Йеле, Гарварде или Принстоне, имеет деньги, хорошо танцует, ну и всё такое.

— Наконец-то прекрасное определение! Кардинал Ньюмен не придумал бы лучше.

— Я думаю, нам следует рассмотреть этот вопрос более широко. По-моему, Авраам Линкольн сказал, что джентльмен это тот, кто никому не причиняет боли?