Джордж Фальконер

— Знаете, все любят говорить, что с возрастом человек обзаводится всесторонним опытом — словно это обалденно ценная вещь. Это полнейшая чепуха. Мне кажется, на самом деле я становлюсь лишь глупее и тупее.

— Правда?

— Совершенная. Значит, весь ваш опыт бесполезен?

— Нет, не совсем так. Как говорит наш приятель Хаксли: «Опыт — не то, что случилось с человеком, а то, как он использует случившееся с ним».

Единственным, что оправдывало это существование были те редкие моменты, когда я мог испытывать полное единение с иным человеческим существом.

— Прошлое для меня мало что значит.

— А настоящее?

— Не могу дождаться, чтобы оно ушло. Полнейшая тоска.

— Что ты делаешь в выходные?

— Наверное, буду тихо лежать.

Дураки все счастливые.

Последние восемь месяцев просыпаться стало очень больно. Холодное осознание, что я всё ещё здесь, приходит не сразу. Я никогда не любил просыпаться. Никогда не вскакивал по утру, как Джим, с улыбкой. Он просыпался такой счастливый, что иногда хотелось врезать ему. Я всегда говорил, что радуются новому дню лишь дураки, которые не понимают одну простую вещь: сейчас — это не просто мгновение, это напоминание. Вчерашний день отдалился на день, прошлый год на год и рано или поздно придёт она...

Я именно такой, каким выгляжу, если приглядеться.

— Если хочешь в душ, ванная прямо по коридору.

— Может, вы первый, сэр?

— Нет, я англичанин, мы любим холод и сырость.

Чтобы стать с утра Джорджем, нужно время. Нужно вспомнить, как он должен выглядеть, как он должен вести себя. Одевшись и наведя окончательный лоск на одеревеневшего, но в остальном вполне сносного Джорджа, я вспоминаю, какая мне предстоит роль. Я вижу в зеркале вовсе не отражение, скорее немую просьбу: «Только дотяни до вечера». Может это чересчур, но, с другой стороны, ведь моё сердце разбито. Я будто иду на дно. Мне нечем дышать...