По ту сторону рассвета

Что ж, придется смириться с ее длинным языком, ее спесью, и — самое неприятное — ее девчоночьей влюбленностью, с которой Илльо просто не знал, что делать. Это было его слабое место: он понятия не имел, что делать с безнадежно влюбленными женщинами. Обет безбрачия, о котором знали все, избавлял его от необходимости говорить «нет», но что делать с плохими стихами, которые он находил порой в комнате, с вышитыми платками, где в нитки вплетены девичьи волосы, с этим вечно восхищенным и пристальным взглядом?

Мертвый враг — это всего лишь мертвый враг, а живой и правильно использованный — подобен дыханию чумы в лагере противника.

— Это моя война, эльдар, — сказал он хрипло. — Нельзя эльфийскому королю рисковать собой ради эдайн.

— Может быть, эльфийский король сам решит, что ему делать? — ледяным голосом спросил Финрод.

Берен понял, что сдерзил, но назад осаживать уже не собирался. Уж лучше оскорбить короля, чем послужить причиной его гибели.

— Ты хочешь этого? Хочешь умереть здесь — нагим, в крови, в муках?

— Эла, — Берен попробовал усмехнуться. — Я родился нагим, в крови и в муках. Чем ты думаешь меня удивить?

Кто вышел из горнила таким же, каким вошел в него? И желает ли руда огня, который сделает ее металлом?

— Поверь, единственное, чего я хочу — это мир.

— Весь? — выскочило у Берена.

Улыбка его была щедрой на вид и терпкой на вкус, как рябиновая гроздь.

Вот ведь как бывает... Обгадишься один раз — а засранцем называют всю жизнь.

Эльфы невесело засмеялись. Громче всех — Лауральдо: так смеются обреченные.

Это слишком невероятно для лжи. Так глупо и нелепо не лжет никто, значит, это — правда.