И вспыхнет пламя

Нет, я открытая книга. Кажется, люди узнают мои секреты раньше меня самой.

По моим представлениям, на президента нужно смотреть на фоне колонн из мрамора, увешанных гигантскими флагами. Жутковато видеть его в обрамлении привычных вещей, у себя в кабинете. Это как если бы вдруг вы открыли кастрюлю – а вместо тушеного мяса нашли ядовитую змею.

Пит изобразил на картинах Голодные Игры.

— Нравится? — спрашивает Пит.

— Мерзость, — роняю я. Мне явственно чудятся запахи крови, грязи, не человечье и не звериное дыхание переродка. — Ты воскрешаешь то, о чем я все это время мечтала забыть. Как тебе вообще удалось удержать в голове столько подробностей?

— Я вижу их каждую ночь...

Я еще слабо надеюсь, но в глубине души понимаю: все бесполезно. В прошлое нет возврата.

— Я чувствую...

— Что ты чувствуешь?

— Надежду.

Чувство прекрасного — это еще не слабость. Разве что в случае моего к тебе отношения.

И вдруг он взял мое лицо в ладони — и поцеловал.

Я растерялась. Казалось бы, после стольких лет вместе мне было известно все о его губах: как они улыбаются, говорят и грустят. Но я даже не представляла себе, какое тепло заструится от них по моим, когда наши губы встретятся. Или как эти руки, создавшие множество хитрых ловушек, легко могут обхватить меня. Смутно помню: вроде бы я издала негромкий гортанный звук и крепко сжала пальцы у него на груди. Тут Гейл отпустил меня и сказал:

— Я не мог этого не сделать. Хотя бы раз.

И ушел.

Кажется, что мы ни сделай — будет или чересчур мало, или слишком поздно.

Как бы я ни поступила, кому-то всегда будет больно.