Нет, я открытая книга. Кажется, люди узнают мои секреты раньше меня самой.
– Бедненький Финник. Ты, наверное, первый раз в жизни стал непохож на красавца?
– Да уж. Непривычное ощущение. Ну ты же как-то всю жизнь терпела.
Нет, я открытая книга. Кажется, люди узнают мои секреты раньше меня самой.
– Бедненький Финник. Ты, наверное, первый раз в жизни стал непохож на красавца?
– Да уж. Непривычное ощущение. Ну ты же как-то всю жизнь терпела.
И вдруг он взял мое лицо в ладони — и поцеловал.
Я растерялась. Казалось бы, после стольких лет вместе мне было известно все о его губах: как они улыбаются, говорят и грустят. Но я даже не представляла себе, какое тепло заструится от них по моим, когда наши губы встретятся. Или как эти руки, создавшие множество хитрых ловушек, легко могут обхватить меня. Смутно помню: вроде бы я издала негромкий гортанный звук и крепко сжала пальцы у него на груди. Тут Гейл отпустил меня и сказал:
— Я не мог этого не сделать. Хотя бы раз.
И ушел.
Он притягивает меня ближе и прячет свое лицо у меня в волосах. Я чувствую тепло там, где его губы просто касаются моей шеи, оно медленно растекается по всему моему телу. Это так хорошо, так невероятно хорошо, что я понимаю, что не смогу отпустить его первой.
По моим представлениям, на президента нужно смотреть на фоне колонн из мрамора, увешанных гигантскими флагами. Жутковато видеть его в обрамлении привычных вещей, у себя в кабинете. Это как если бы вдруг вы открыли кастрюлю – а вместо тушеного мяса нашли ядовитую змею.
Думаете, человек, не один год засыпающий с ножом в руке, должен уметь им пользоваться? Как бы не так: дрожащие руки не могут бросить его даже в стену дома.
Однако не стоит недооценивать вред, который могут нанести человеческие ногти, особенно если застать жертву врасплох.
— Серьёзно? По-твоему, я не свихнулась? Ты правда со мной?
Словно гора с моих плеч свалилась. На плечи Гейла.
— По-моему, ты, конечно, свихнулась, но я с тобой.
«Отпусти их, — велю я себе. — Попрощайся, забудь». Собрав последние силы, поочередно представляю себе каждого из них и мысленно отпускаю на волю, словно птиц из надежных клеток в моей груди, накрепко запирая дверцы, чтобы никто не вернулся.