Дети разума

Ведут ли разговоры

Боги различных народов?

Общаются ли боги китайских городов

С предками японцев?

С повелителями Ксибальбы?

С Аллахом? С Яхве? С Вишну?

Существует ли у них собрание,

Где они могут встретиться

И похвалиться друг перед другом своими верующими?

«Мои склоняются к полу, — скажет один,

— И прослеживают в дереве жилки во славу мне».

«А моих животных приносят в жертву», — ответит другой.

«А мои убьют любого, кто оскорбит меня»,

— Похвастается третий.

И вот вопрос, который я чаще всего задаю:

Найдётся среди божеств хоть один,

Кто честно признаться сможет:

«Почитающие меня люди исправно

Повинуются моим справедливым законам,

Обращаются друг с другом честно

И ведут простую, щедрую жизнь»?

Я очень умная — куда умнее тебя и Эндера, так что не забывай об этом, — но я так и не научилась понимать вас, существ из мяса, с вашими пресловутыми «интуитивными заключениями». Мне нравится, как из своего невежества ты делаешь добродетель. Ты всегда действовал нерационально, потому что тебе просто не хватало информации, чтобы действовать иначе.

Цивилизованные люди избегают обстоятельств, которые приводят их в ярость.

Ты ж знаешь этих писателей. Как и Хикари, они, создавая свои работы, одновременно создают себя. А может, они творят, чтобы создать себя.

Валентина закончила за нее предложение, когда она замолчала:

— Потому что ты не могла вынести мысли, что он покинет тебя первым. Ты сама это понимаешь, ведь так? Ты уже тогда чувствовала, что он умирает. Ты знала, что ему пора уходить, завершить свою жизнь, и ты не могла вынести, что придется позволить ему покинуть тебя, потому-то и покинула его первой.

— Возможно, — сказала Новинья устало. — В любом случае все это только вымысел. Сначала мы делаем то, что делаем, а потом, задним числом, выдумываем объяснения своим поступкам, только они никогда не бывают истинными — истинные всегда ускользают.

— Правде верят только в тех случаях, когда она лежит на поверхности, — сказала Ванму. — Если же она слишком необычна, приходится изобретать правдоподобную ложь.

— Да, — кивнул Ольхадо, — но только одна из целей. А другая — это настоящий момент, сегодня. А еще одна — создать сеть связей. Связей от души к душе. Если бы целью жизни было просто ее продление, то ничто другое вообще не имело бы значения, потому что в таком случае «сегодня» всегда было бы только предвкушением и подготовкой к «завтра». Но ведь существуют сбывшиеся надежды, Грего. Существует счастье, которое у нас уже есть. Счастье каждого мгновения. Конец нашей жизни, даже если не осталось ничего, чтобы продолжить ее, если нет никаких последователей или потомков, конец жизни не стирает ее начала.

Я слишком лелеяла собственную боль, поэтому решила, что его нападки дают мне право оскорбить его еще больше. Однако если я извинюсь, он высмеет меня. Но пусть лучше меня высмеют за то, что я поступила правильно, чем будут уважать за ошибки.

— О Эндер, — думала Валентина, — как я хотела, чтобы ты прожил жизнь в радости. Но никому это не доступно. Мы учимся говорить, и язык приходит к нам, неся ложь и угрозы, жестокость и разочарование. Мы учимся ходить, и каждый шаг уводит нас прочь от покоя родного дома. Чтобы сохранить радость детства, нужно умереть ребенком или никогда не становиться взрослым, не расти. Значит, можно погоревать об утраченном ребенке, но не жалеть о хорошем человеке, укрепленном болью и терзающемся виной, который, несмотря ни на что, был добр ко мне и ко многим другим людям, которого я любила и которого почти понимала. Почти, почти понимала.

Питер, ты законченный позитивист. Твоя вера в рациональность делает тебя нерациональным.