— Братья, — обратился он к далёким, дрожащим в мареве горам голосом проповедника, — как сказано в Книге ефесян, глава третья, стих девятый, как бы ты не прыгал и не скакал, последние две капли падают в штаны.
Безнадёга
Что же это за Бог? Отвернись от него и обними моего бога. Мой хотя бы честен, когда речь заходит о жестокости.
— Воля божья.
— Именно так.
— Нашего Бога. Твоего и моего.
— Правильно.
— И Бог жесток.
— Совершенно верно.
— Знаешь, для ребёнка у тебя очень уж жестокие принципы.
Преподобный Мартин раз за разом втолковывал Дэвиду этот, наверное, самый важный постулат: здравомыслящие мужчины и женщины в Бога не верят. Приговор этот окончательный и обжалованию не подлежит. Об этом не скажешь с амвона, потому что паства выгонит тебя из города, но это чистая правда. Бога заботит не здравый смысл, Богу нужны Вера и доверие. Бог говорит: «Не бойтесь, уберите страховочную сетку. А когда сетка убрана, выбросьте и сам канат».
Мы как персонажи третьесортного фильма, подумала Синтия. Остаёмся там, откуда надо уходить. Лезем туда, где нам делать нечего.
Знаешь, в чем моя беда? Если мне дать возможность подумать, я ею обязательно воспользуюсь.
Дэвид посмотрел на Джонни, и взгляд этот живо напомнил ему Тэрри. Именно такими взглядами она сводила его с ума. «Ты знаешь о чём я говорю», читалось в этом взгляде. «Ты это точно знаешь, так что не отнимай у меня время, прикидываясь круглым дураком».
Убить человека не так то просто, он не раз видел это во Вьетнаме. Люди обычно умирали трудно. Вызывая ужас у тех, кто стоял рядом.